Немного о герое. Пачман(по некоторым источникам Бочман), зять последнего царя Волжской Болгарии, перед нашествием татаро-монгольских войск на Волжскую Болгарию, Ылттанпика. Защитники Столицы Волжских болгар - город Пюлер обороняли в течение сорока шести суток. К примеру, все другие города по России оборону держали не более недели. Только после гибели царя - Ылттанпика, город был взят. Разрозненные остатки болгарских войск долгое время вели партизанскую войну. Одним из самых удачливых воевод в это время, был Пачман. Среди чуваш вплоть до середины прошлого века в былинах, народные сказители (юраси) воспевали его как народного героя. Эти сказания ушли вместе с их исполнителями, увы, в небытие. Ранее народные сказители были довольно популярны (вспомним того же Бояна). Они ушли вместе со своей эпохой, с возникновением регулярной прессы. В целом по России, раньше; в отсталой Чувашии продержались вплоть до середины прошлого века. Автор этих строк в далеком своем детстве "застал" одного из них. Это был слепой старик, никогда не расстающийся со своей драной гармошкой... неухоженный бродяга (БОМЖ).Репертуар его был невелик, дай Бог, если мог сыграть на гармошке 5-6 мелодий. Да и легенд-преданий знал он немного, часто повторялся, сбивался с песенных мелодий на обычную речь... Кочевал из деревни в деревню.
Автор Сказания попытался по памяти объединить разрозненные остатки его сказаний и частично, других.
Столетия, тысячелетия проходят,
Для океана времени ничто;
В безвестность многие события уходят,
О многих их не знает уж никто.
Не счесть в истории Чувашии потерь,
Давно ль, недавно ль, не узнать теперь –
Улып могучий славный сын чуваш
Своими подвигами удивлял весь мир.
Был Ылттанпик, герой былинный наш,
Валем-Хозя создал свой эликсир;
Уби-Батор привел чуваш в Вирьял,
В зените славы, наш Пулан сиял…
Все позабыто, все ушло теперь,
Лишь отголоски в памяти людей.
В прошедшее не существует дверь,
Оттуда не получим мы вестей…
Давайте же, хотя бы сохранить,
Те отголоски, что дошли до нас;
Нас связывает тонкая лишь нить -
Легенды да предания подчас.
Хранит их только память стариков,
Увы, отрывки лишь - у многих нет основ.
Разрозненные так, что не собрать;
Да где-то, кто успел что записать…
Не общей массой, а через героев,
Народ историю свою творит.
Через героев с миром говорит,
И погибает через них порою…
Забудем мы своих героев вдруг –
Чужих начнем героев возносить.
Примеров много, посмотреть вокруг,
«А в чем причина?» - не с кого спросить…
Когда-то жил у нас герой Пачман,
Воитель славный – грозный великан.
О нем ходила слава по земле,
За временем как будто, все во мгле.
Боготворил его у нас народ,
Но постепенно память отстает…
Любой героем слыл с таким вождем,
С Пачманом был любой непобедим
Теперь уж мало «слышавших» о нем,
В других же случаях гордились бы мы им.
Но все же память не ушла совсем,
И песни о герое все же есть,
Их мало, но довольствуемся тем;
А ведь их было много и не счесть…
Но время, время поглощает все,
Спасибо, что-то есть у нас еще…
Если найдется у меня читатель,
Если, «Сказание…» прочтет когда-нибудь;
Признаться должен (может быть некстати) –
Что автор встал, увы, на легкий путь.
Он слишком мало слышал о Пачмане,
И исторических свидетельств не имел;
Услышанное в детстве - как в тумане,
И многое забыть уже успел.
Всегда о нем хотелось рассказать -
Не получалось, мало сам все знал;
Но, раз о нем решился написать,
И кое-что «свое» тут приписал…
А то ведь: слышал где-то, что-то -
По–разному былое к нам приходит;
Собрать и сверить было мне охота,
Состыковать друг с другом все по ходу…
Как трудно было слабой Пинеслу,
Преследуемой, упырем-каргой,
Чтобы спастись от гибели лихой
Забраться на далекую луну.
Дитя беспомощное у нее осталось,
Ему, стать жертвой, будто полагалось.
Слезами горькими молилась там богам,
Спасти дитя от ведьмы-упыря.
Поверил Пихамбар молитвам и слезам,
Молитвы, значит, не пропали зря.
И Пихамбар собрал зверей на сход,-
«Кто может защитить мальчишку от беды»…
Не каждый зверь на это подойдет -
У волка дни уходят на версты;
Медведь всю зиму спит, как в сон уйдет…
Тут лисы, зайцы вряд ли защитят,
Самих бы их хоть боже сохранил…
В семействе барса парочка котят –
Он к ним бы очень даже подходил.
Где двое, там и трое проживут
А барсы могут прокормить и больше.
Тепло и сытно для мальчишки тут,
Милей семейства этого найдешь ли!
Нашла было, упырь-карга мальчишку,
Да нарвалась на острые клыки.
Видать, была она ретива слишком,
Хоть помирай, теперь она с тоски.
Подкараулить попыталась было,
Но барсы были бдительны всегда;
Проклятьями все логово покрыла,
Охотников вела она сюда…
Не знала, что в защиту от людей
Сам Пихамбар вставал за тех зверей.
А между тем мальчишка рос и рос,
Хотя и со зверями жить пришлось.
За сыном наблюдала мать с небес,
И сын питал к луне свой интерес;
Бывало, что в ночной, глубокой тишине,
Они беседовали как наедине…
И Пинеслу после подобных встреч,
К богам, конечно, обращала речь.
О боги, боги! О мой Киреметь,
О Пихамбар, спасибо вам за все!
Века, я благодарна, буду впредь -
Пока, я буду на луне еще…
Вам будет верно он служить потом,
Служить он будет верно и отчизне.
У вас и у людей, не сомневайтесь в том,
К сыночку моему не будет укоризны.
Вы жизнь спасли ему, спасибо вам,
Поверьте искренним моим словам…
Мальчишка рос под воспитанье барсов –
Силен и ловок он не по годам;
С волками мог он в беге состязаться,
Не уступал и в схватках он волкам.
Легко он догонял лесных оленей,
Он на лету хватал порою птиц.
Упырь-карга была теперь в смятенье,
Самой теперь уж надо бы спастись…
Однако, мальчику нельзя остаться зверем,
Ему с людьми необходимо жить.
Только кому его теперь доверить,
Кто может им, как барсы, дорожить?
На то и боги, находить решенья,
Что бы тяжелых не было лишений;
Что б так же, как у барсов, жил привольно,
И мать его потом была б довольна…
Судьбу людей решают только боги,
И в том числе, и главный - Киреметь.
Не подойдет в отцы ему убогий,
Он власть и силу должен был иметь…
В стране чуваш царил тогда великий,
Могучий, мудрый, справедливый царь.
И знал весь мир о славном Ылттанпике,
Не только люди, кажется и тварь…
Во всяком случае, как он нашел мальчишку,
Когда охотился в Шугаль-горах,
Не бросились те барсы на защиту,
Хоть и не знали, что такое – страх.
Они доверчиво со стороны смотрели,
И видно было – понимали все.
Глаза вот только сильно погрустнели,
И боги видимо, слабы на этот счет.
Не тронул Ылттанпик родителей приемных,
Он сам растрогался не меньше, чем они.
Никто не знает случаев подобных –
Он забирал его как словно, от родни.
Усыновил его сам царь чувашский,
Родным отцом ему как будто стал.
О тех, кто счастлив – «был рожден в рубашке»,
Он поговорку только подтверждал.
Судьба людей всегда вся в божьей власти,
Судьбу на лбу нам пишет Пюлехсе.
Ему писала «Араскал» - на счастье,
Чернила вот, попались – черные, не те…
В момент такой, затмение случилось,
Чернила кто-то, видно подменил.
На нем пока что, то не отразилось,
Дай бог, в дальнейшем, цвет не навредил.
Мальчишка, росший со зверями вместе,
Не по годам сметлив был и силен;
Он верен был своей звериной чести,
И Ылттанпик тому был удивлен.
Великий воин Ылттанпик доволен,
Он видел, кем становится Пачман;
Прославится он как великий воин –
Священный дар ему природой дан.
Любил уроки в воинском искусстве,
Как он учился! На лету хватал!
И царь-отец тут не скрывал уж чувства,
Все сокровенное мальчишке открывал.
На игрищах для воинов-нукеров
Еще подростком побеждать он стал,
И бегал быстро и в стрельбе он первый,
В борьбе богатырей и равных то не знал…
О нем уж слава по стране гуляла,
Вокруг него уже кипели страсти.
С луны же мать за ним все наблюдала,
Быть может, плакала и радовалась счастью.
У девушек теперь он стал кумиром,
Примером стал для юношей в стране.
Нашел он девушку, прекраснейшую в мире,
Но, робким стал, боялся встреч он с ней.
Избранница – приемная сестра,
Встречался с нею каждый день с утра.
Чего бы в чувствах им не объясниться,
Ведь ночи все она ему все снится…
Пачман на это вряд ли бы решился,
Дочь Ылттанпика поняла сама.
Да как и не понять, как говориться,
Она сама давно уж без ума!
Души не чаял Ылттанпик в Пачмане,
Его всегда за сына принимал;
А о возможной вот, любви заранее,
Как выяснилось, не предполагал.
Он очень удивлен и озадачен,
Когда об их любви узнал случайно;
Случилось все не как задумано, иначе -
И трудности возникли изначально.
Что молодые? Сердцу не прикажешь,
Досталось им любить или страдать;
А как решать свои вопросы дальше –
Увы, вопросы тут не им решать…
Легко все принимаешь в годы молодые,
Но с возрастом вопросы уж иные.
Везде им чудился теперь уже укор,
Им трудно стало с некоторых пор
Сердца людей всегда любви покорны –
Так говорили, кажется, века.
Так то все так, но каждый раз упорно,
Что-то мешает счастью их слегка.
Брат и сестра, хотя и не родные,
Но есть условности, их трудно одолеть.
Легко поймут их люди молодые,
А те, кто старше, будут как смотреть?
Нельзя, в любви загнать людей в тупик,
Ведь им в дальнейшем надо будет жить.
Конечно царь, конечно Ылттанпик,
Любой вопрос сумеет разрешить.
Но он обычаи, традиции хранил,
События в семье не торопил;
Чтоб не поссориться ему с народом
Собрал совет старейшин рода.
Совет старейшин рода, курултай -
И мачавар среди старейшин тут,
И именитый йомзя тут, Топай,
Старейшую из женщин приведут…
Прославленные воины - герои,
Все, все собрались в царские покои.
С начала здесь, потом в священной роще,
Решают: как с вопросом быть им проще.
И тут предусмотрели люди все –
Богатые дары богам и жертвы;
Быка, барана, петуха заклали,
В добавок, есть напитки к ним еще…
Вот примет Киреметь дары, то значит,
«Добро» дает он молодым на счастье.
Поступит бог с подарками иначе –
Любовь Пачмана приведет к несчастью…
Пачман с рожденья у богов в «любимцах»,
Не подвели они его и здесь.
У всех и у царя светлеют лица –
Приятная от Киреметя весть!
А у влюбленных счастью нет предела,
Сердца их прямо рвутся к небесам.
Доволен Ылттанпик – такое дело!
В исход такой с трудом он верил сам.
Теперь уже никто не против свадьбы.
Эх! На такой, хоть раз бы побывать бы!
Казалось бы на празднике весь мир,
На весь Пюлер распространился пир.
Все славят молодых и славят все царя,
За жизнь спокойную его благодарят.
Давно врагов не видели извне,
Уж много лет царил покой в стране.
Не всем, однако, по душе такое -
Упырь-карга вон, не найдет покоя.
Ей милы отзвуки далекие с востока –
Где льется кровь, где смерть кружит во всю…
Ждет, кем-то предначертанного срока,
Давно связала с тем судьбу свою.
Пока тиха. Пока что затаилась,
Ничем себя она не проявила.
А люди беззаботные резвились,
Им жить и веселиться было мило…
Пачман с невестою своею Ылттанчеч,
Казалось бы, витает в небе где-то;
Но есть звериное чутье - «себя беречь»
Близки раскаты, чувствует он это.
И Ылттанпик, был бдителен как встарь,
На то и говорили – мудрый царь.
Не зря Пачман почувствовал тревогу,
Тревогой поделился он с царем.
А тот – «В Кернек готовься, на подмогу,
Давно там мы гостей незваных ждем»…
У Ылттанпика есть «глаза» повсюду,
И в лагере врагов найдутся люди.
Захочешь защищать свою свободу –
То не откажешься от всякого «всего».
В Кернеке есть прекрасный воевода,
Нукеров маловато у него.
Пачман с дружиной прибыл очень кстати,
Тут воздух уж пропитан был грозой –
Тут знают уж, идут к ним вражьи рати,
Не обошлось бы все большой бедой…
Кернек весь в ожидании этой встречи,
Вот-вот наступит день кровавой сечи.
Напрасно крался Субедей ночами,
Не знал непобедимый Субедей;
Здесь ждут его уже чуваши сами –
С кровавой баней для таких гостей.
Крадутся ночью… Тихо спит Кернек;
Дрожа в восторге, шепчет Субедей:
- Нагрянем будто на голову снег,
Большой сюрприз для городских людей…
Эх, погуляем от души в Кернеке,
Богатый соберем тут урожай.
Запомнят нашу встречу тут навеки –
Чувашской кровью захлебнется край!..
К рассвету город встал перед глазами,
И тишина… Как будто вымер весь.
Ну, Субедей! Приятная вам весть –
Возьми Кернек хоть голыми руками!
Однако в город сразу не войдешь –
Весь каменной стеной он огорожен.
Ворота есть - обшитые железом сплошь,
Турулы по углам, как стража, настороже…
Поди-ка постучи, - «откройте ворота»!
Может, там встретят сразу с хлебом, солью…
Не открывают? Ах вы, сволота!
Недолго ждать, сейчас зальетесь кровью!
У Субедея есть на то тараны,
И лестницы, запасены заранее.
Тащите все! Узнают, нас, Монголов –
На стены, на ворота… На чуваш!!!
… Хорошую прошли нукеры школу,
На доброе бы дело, опыт ваш…
Весь город окружен, на стены лезет рать,
Крушат тараны ворота, не устоять.
Однако, что это такое, вдруг –
На храбрых воинов горящая смола!
И стрелы, стрелы жалят всех вокруг,
Орет, кричит монгол от боли и от зла…
Врасплох хотели захватить чуваша,
На неожиданность нарвались «гости» сами.
Уж не побрезгуйте вы угощеньем нашим,
Хотели сами пообщаться с нами…
Меж тем ворота все крушат тараны,
Все лезет, лезет «степь» кругом на стены.
Монголов тьма, и поздно или рано,
В сражении наступят перемены.
Храните боги нас и помогите,
Не откажите нам в своей защите!
А у защитников уже ряды редеют,
Вот, вот ворвутся в город лиходеи…
Проходит день в сражении и ночь,
Казалось бы, уж некому помочь
На день второй все яростней атаки,
Монголы кажется, стараются не зря;
И силы у защитников иссякли,
И вдруг над городом все слышат – Утарья-я-я!
Это – Пачман с дружиной из засады,
В доспехах ярких пламенем горят…
И зычным «Утарья-я-я!» дружина водопадом
Вдруг налетела на дрожащий ряд.
И заработали мечи волшебной силой,
Что ни удар, то головы долой!
И паника монголов охватила –
Не могут овладеть уже собой.
А тут теперь открыты все ворота –
Как на волков теперь пошла охота.
Немногие враги нашли свое спасенье,
Кернек незваных приласкал гостей…
Быстрей других бежал на удивленье,
Не знавший поражений, Субедей.
Он так и чешет устали не зная –
Страх смерти силы в ноги добавляет.
Со стороны смотреть израненная стая,
Ковыльной степью враг наш ковыляет…
То тут, то там курганы оставляют -
Могилы умирающих от ран.
А в городе героев прославляют,
Особенно прославлен был Пачман.
Страна теперь вся в праздничном убранстве:
Последний, может, праздник в нашем царстве…
Не успокоились враги, все прут и прут –
Огромною волной они опять идут.
Теперь повсюду полчища врагов,
Все города почти что, в окружении.
Не победить и с помощью богов,
То тут, то там… победы, пораженья…
Победы временные, пораженья нет,
Столько врагов не видел белый свет!
Без устали сражаются чуваши,
Но плетью обуха перешибить нельзя,
Враги уж топчут, топчут землю нашу,
Захвачена страна буквально вся…
Захвачен и Пюлер, и Ылттанпик убит,
Сражается один отряд Пачмана.
Сражается, он чудеса творит,
И верит он – сдаваться еще рано.
Но чувствует, что надо отойти,
Набраться сил - людей пока спасти.
Повсюду черный дым, горит Пюлер
В дыму и гари яростные схватки…
В горячих схватках всем не до потерь,
В дружине у Пачмана лишь «остатки».
Под темный вечер он собрал друзей,
Собрал остатки от других дружин.
Две сотни воинов всего со всех частей –
Готовых биться насмерть, как один.
Среди нукеров и красавица жена,
Как равный с ними воин – Ылттанчеч.
Обучена сражаться и она,
К тому ж должна она любимого беречь.
Укрыться б ей, «простолюдинкой» стать
В укрытии спокойно переждать…
Не смог ее уговорить Пачман,
Пришлось в отряд с собой ее принять;
У них единственный теперь лишь план -
Иль победить, иль вместе погибать
Собрал Пачман бойцов в стальной кулак,
И под покровом темноты ночной,
Подкрался в круг, где отдыхал их враг,
Затеял тут же форменный разбой!
Тут крики, паника, никто понять не может,
Откуда, кто напал на лагерь их.
Врагов полно тут – их не уничтожить,
Прорваться с боем нужно через них.
Отряд прорвался, в целости две сотни,
В Пачмане ныне поработал барс.
«Пускай придется отступить сегодня,
А завтра отыграемся на вас…»
Не поняли враги той схватки цели;
Так быстро налетели и ушли.
Потом лишь поняли – Пачмана проглядели,
Но поздно поняли… ищи теперь, свищи!
Ушли в небытие сказители – юраси
И с тем сказания лишились ипостаси.
Один такой, быть может и последний,
В районе нашем раньше проживал;
Слепой старик – сей древности наследник,
Порой он к имени Пачмана прибегал.
Он то ли пел, то ли рассказывал ритмично,
Нередко путался, по «новой» начинал…
Его не слушали, смеялись неэтично,
А он, бывало, плакал и молчал.
Юрась последний… Сын эпохи древней,
Двадцатый век его не принимал.
Изгоем был у нас тогда в деревне,
Сейчас бы выразились просто: - БОМЖевал…
Пачман был у него «Пусьман»
Сказания сходили за обман.
Когда уж поздно, после, мы жалеем,
Юрася – Кнетьоки не слушали тогда.
Ну ладно, дети мы; а люди, кто взрослее?..
Уйдет ведь все, уйдет все без следа!
Еще один хранитель старины,
Потомственный был знахарь – дед Иван;
И он ушедший «рудимент» страны,
Лишь он и помнил, кто такой Пачман.
Но он не пел, рассказывал как сказки,
В свои рассказы добавлял все «краски».
Порой одни и те же эпизоды
По-разному рассказывались им.
Талантливый рассказчик по природе,
Он древностью был просто, одержим.
Но не любили мы его в деревне,
Судьба гадальщиков такая уж издревле.
Мы мало помним «похождения Пачмана»
До нас дошли изустные рассказы.
Увы, записывать, не любим мы, сельчане,
Состарились – ушли рассказы сразу.
Две–три легенды, что тогда запомнил,
Обязанным считаю привести;
Так дед Иван тогда свой долг исполнил,
До «нас» их постарался донести…
События теряют очередность,
Когда услышишь с разных мест о них.
Я б уточнил, была бы мне возможность,
Но нет, увы, источников других.
И так… как слышал, как потом запомнил -
Отдельные истории о нем.
Провалы в памяти как мог, потом заполнил;
Не от хорошей жизни тот прием.
Горит Пюлер, никто его не тушит,
Здесь некому добро свое спасать.
Дворцы и хижины – огонь не глядя, рушит,
Для пламени не все ль одно сжигать?
На месте города теперь лишь пепелище
Вчера еще прекрасный город был.
Враг уж не в городе, в окрестностях все рыщет –
Все мало, что награбил, «что добыл»,
Как хищный зверь, не устает кружить
И некому его остановить.
Земля чувашская кровью залита,
Едва ль теперь она когда-то возродится.
Селенья исчезают без следа,
Могли ль представить, что у них творится.
Печальная картина в дымной мгле -
Обозы пленников по выжженной земле.
Доволен Толубей своим походом ныне,
Награбил так, что вряд ли увезешь.
Не то, что раньше, где-то там в пустыне,
А пленниц сколько! И не перечтешь!
Ну, право, молодцы его нукеры.
Не зря в Пюлер ворвались в числе первых
И захватили лучшие кварталы,
Хотя Калкан с дружиной там мешался,
Но с ним там церемониться не стали.
Полез и там же с жизнью распрощался;
Не лезь, когда касается добра,
У каждого к нему своя пора!
Теперь пора и снарядить обоз,
Да подкрепить надежною охраной…
И караван пошел – за возом воз,
Ой, ой, смотри, ты радуешься рано!
Идет обоз под множество «хвостов»;
Тут слезы горькие плененных женщин,
Тут злые окрики и свист хлыстов,
Охрана есть – с полтысячи, не меньше…
Предусмотрителен по жизни Толубей,
А то ведь могут по пути ограбить;
Сам обижал он множество людей,
Себя старался от обид избавить.
Но тут «ошибочка» - был на пути Пачман,
Нежданно на него нарвался караван.
Десяток человек, как будто бы всего –
Охрана бросилась немедленно на них;
Десяток воинов лишь только для того,
Что б поразвлечь немного только их.
Конечно же, скорее ускакали,
Но, кажется, охрана их достала.
Догнать охрана беглецов догнала,
Но, лучше бы их догонять не стала…
Пока она немногих догоняла,
Тут новые дружины «вырастали».
Отрезана охрана от обоза,
И ерзает теперь уж Толубей на возе.
Пачман к нему подходит не спеша.
Возничий, было, встал тут на защиту,
Откинул тот его как малыша.
Стащил он Толубея с воза наземь:
«Теперь у нас ты будешь голым князем!»
Раздел он Толубея догола
И отдал женщинам, плененным - на расправу.
Об этом случае потом пошла молва,
А о Пачмане прирастала слава…
В Шугаль горах недавно выпал снег,
Земля под снегом мягкая осталась.
Отчетливы везде следы телег,
Следы шагов отчетливо читались.
В лесу, в оврагах и на склонах горок
Снег лишь прикрыл опавшую листву;
Пройдешь ты здесь и за тобою ворох –
Не скроешь след такой, по существу.
Карателям такое время как подарок,
Выслеживать повстанцев им легко.
Вот вышли вновь буквально спозаранок,
К тому ж и видно ныне далеко…
Следов немного, значит, будет легче,
Настичь и захватить дружинников чуваш.
Торопятся каратели к кровавой встрече
Все в возбуждении, в душе у них кураж!
Но и Пачман горит уж нетерпеньем,
Карателей давно он поджидал.
В укрытых ямах трудное сиденье –
Спасибо, время зря не потерял.
Отряд карателей торопится, скорей,
Вот-вот настигнут кучку «непокорных».
Увидели – погнались веселей,
А те в сторонку от дороги торной…
Нет, не уйдете! Нет… Уаррия-а !
Вам не уйти, стараетесь лишь зря!
Уже настигнут беглецов вот-вот;
Но, что это такое вдруг случилось?
Дружина грозная на их пути встает –
Откуда непонятно, появилась…
Назад нельзя – и там уже дружина,
Карателя сжимают как пружина.
Враг заметался, перепуганной толпой –
Направо, так подъем туда крутой;
Налево – там обрыв сплошной стеной,
Куда ни глянь, грозят тебе бедой.
А стрелы косят их со всех сторон,
Непоправимый враг несет урон.
Остаткам-то, уж некуда податься –
Кто поднял руки, кто в обрыв «сигает».
Весь гарнизон Шугаля здесь остался,
Город теперь Пачмана ожидает.
Полгода был Шугаль в руках Пачмана,
Не раз пытались город взять душманы.
И долго, ничего не получалось,
Да вот, предательство и здесь увы, прокралось.
Однажды ночью ворота открылись,
Враги лавиной в город ворвались.
Защитники не ждали – растерялись,
Хотя они отчаянно дрались.
Пачман и ночью видит, как и днем,
Соратников вокруг него вот мало;
Мечом он машет, колет он копьем,
Врагов вот меньше от того не стало.
Горит Шугаль, сгорит Шугаль совсем
И это стало ясно уже всем.
Воспользовавшись темнотой ночной
Сумели вырваться Пачман с женой.
Много друзей в ту ночь здесь полегло,
Охвачен он невыносимым горем;
Иначе тут случиться не могло,
Предательством был город опозорен…
Глядел Пачман на гибнущий Шугаль,
Не мог покинуть город просто так;
Предателя недели две искал –
Узнать, кто предал, он не мог никак.
Но шила, вряд ли утаишь в мешке –
Нашелся и предатель – Бурундай.
Теперь уж жизнь его на «волоске»,
Теперь Пачмана в гости ожидай…
Никто бы не узнал в калеке - оборванце
Прославленного воина Пачмана.
Калеке нищему приходится шататься,
Но он достанет, поздно или рано…
Какой-то праздник у монголов шумный,
Почетным будто гостем Бурундай.
- Ах, милостивый господин, разумный -
Калеке бедному хоть что ни будь, подай.
- Ты что, меня позорить, заявился?
Вот я тебе поддам сейчас «гостинца»!
Погнал Пачмана в переулок он пинками,
Погнал, да после не вернулся сам.
Судьба предателя одна всегда веками,
За ним Расправа ходит по следам.
Никто пропажу сразу не заметил,
Да нужен ли он был еще кому?
А новый день он на воротах встретил –
Висеть, качаться на ветру ему…
Событие разволновало многих,
Пачман у всех конечно, на устах.
Чуваши верят, что помогут боги,
А у врагов трясет поджилки страх.
Ушел потом Пачман в леса на время,
Вновь набирает он теперь отряд.
Не только лишь теперь родное племя,
И иноверцы стали с ними в ряд….
Не только и не столько чуваши -
Идут к Пачману люди разной крови;
Родных по духу здесь они нашли,
А ненависть к врагу единственным был зовом.
Есть тут и русские, и черемисы есть,
А кыпчаков-то трудно перечесть.
У всех их в прошлом страшная беда,
Одно желанье в жизни движет ими –
Уничтожать врагов, что привела Орда,
Душа их, власти чужаков не примет.
Все это так, но воинское дело
Для бывших земледельцев непривычно.
А враг в сражениях достаточно умелый,
И побеждает необученных обычно…
Монголам не уступят кыпчаки -
Они ведь тоже коренные степняки.
А земледельцы вот, оружия не знали,
В бою такие выстоят, едва ли.
Создал Пачман для них лесную школу,
Где обучал искусству воевать.
Владеть мечом, копьем; а того более,
И прятаться, засады создавать…
Полгода обучал дружину он упорно,
Кормились тем, что отнимали у врагов.
Считал, награбленное грабить не зазорно,
Считалось так, во веки уж веков.
В округе про Пачмана слышно мало –
Не ради славы воин воевал.
Меж тем дружину славную создали –
Потом о ней со страхом враг узнал.
А Ылттанчеч, его жена в то время,
Как выяснилось, ожидает сына…
Не сможет быть уже она со всеми,
Покой и дом должна иметь отныне.
В глухом селении устроили ей дом
Крестьянкой жить ей нужно в доме том.
И няня старая совместно будет жить;
А рядом дед живет, отцу подстать,
Условились, дома их сторожить,
Где надо, по хозяйству помогать…
Не Ылттанчеч теперь она – другое имя
Ее скрывает от соседей там.
Трудиться нужно наравне с другими,
Необходимо привыкать к трудам.
Она согласна, нет пути иного,
И так она уж воевала много.
Единственно: увидится ли с мужем –
Не в гости направляется Пачман,
Смерть над Пачманом постоянно кружит
Повесила ему свой талисман –
Пусть оберегом милому послужит…
Пачман с дружиной держит путь в Болгар,
В тот город, где свирепствует захватчик.
Нежданный нанесет врагу удар;
Болгар он для чуваша много значит…
Однако сведения, что они имели,
К моменту сбора сильно устарели.
Болгар разграблен, и сожжен дотла,
Отряд, разграбивший, теперь уже в Рязани…
Хоть разорвись теперь уже со зла -
Но легче от того в душе не станет.
Пачману попадались по пути
Отдельные полки татар-монголов.
Громил, как удавалось их найти,
Однако то не заглушало боли…
Но на захватчиков он страх нагнал –
По всей стране он знаменитым стал.
Особенно теперь его боялись
Все те, кто предал собственный народ,
Теперь у новой власти увивались…
(В семье, как говорили, свой урод).
Меж тем отряд Пачмана рос и рос,
Не мог он незамеченным остаться.
Сам Бату хан поднял теперь вопрос -
С Пачманом как-то надо разобраться.
Большое войско у татар-монголов,
Свирепых закаленных степняков,
Все время за Пачманом вслед, как молох –
Вот-вот настигнет, раздавить готов.
То тут, то там дружину окружают,
Но не возьмешь Пачмана просто так.
Могучий барс себя в нем выражает –
Не враг, а он хозяин в тех местах.
По Аталу плывут десятки струг –
Плывут ночами – днем их не заметить.
То тут, то там их обнаружат вдруг –
Не рад противник, если где-то встретит.
А тут у кыпчаков осиротел народ –
У степняков теперь царя не стало…
А враг на них, как на чуваш, все прет,
Их общему врагу Земли все мало!
Они свою Священную Секиру
Пачмана просят понести достойно.
Их враг и так уж захватил полмира,
И все-то мало, жить нельзя спокойно…
Пачману бы в стране чуваш сражаться,
Увы, страна захвачена уж вся.
Страну соседей защитить пытаться,
Не посрамить чувашского меча…
Сухая степь не радует глаза,
Тут не на чем остановиться взгляду.
В такой вот степи пролегла стезя,
Пачману здесь теперь сражаться надо…
Народы кочевавшие в степях
Воюют только на степных просторах.
Кыпчак готовится теперь вот второпях,
Монгола встретить – тот прибудет скоро.
Тут нет условий для уловок разных,
Пачману нечем проявить себя;
Монголов больше кыпчаков гораздо –
И схватки этой уж ясна судьба.
Есть ритуал: - в начале, до сраженья,
От войск выходят в круг богатыри…
Войска до поединка без движенья;
Друг против друга двое лишь внутри…
Пачман не очень опытен как всадник,
Но от природы ловок он как зверь.
Хагат-баатор!!! Все орут надсадно -
Могучий воин вышел вот теперь.
Со стороны смотреть – они друг друга стоят;
Кыргыз Хагат повсюду побеждал,
Пачман, соперник - баатора устроит,
Такого он пока что не встречал.
С разбега первого же, копья поломались,
Мечами рубятся теперь уже они;
Сражаются – им кони помешались,
И жалко их, ведь схватки не для них.
Наотмашь бьет мечом Хагат баатор,
Щитом Пачмана гасится удар.
Удар, удар! Реакция на них – что божий дар;
Хагат все бьет, уж машет трудновато.
Внезапно тут взыграл в Пачмане барс -
И Хагат - баатор оказался на траве,
И меч нацелился гиганту в правый глаз,
Вот, вот, торчать он будет голове…
Однако, не последовал удар:
- Ты честный воин, сын своей земли,
По жизни мы б с тобой дружить могли;
С тобой бы встретились мы где-то на турнире,
Однако, поле боя не турнир.
И разве мало было места в мире,
Иль мы затеяли в степи кровавый пир?
Смущенный встал герой кыргызов - Хагат,
Растерян он, не ждал подобных слов.
Но тут монголы начали атаку,
И барс сражаться вновь уже готов.
В горах бы где, в лесу бы где, возможно,
Предпринял бы Пачман хоть, что-нибудь.
В степи придумать что-то очень сложно,
Решают все «числом» вопросы тут.
Вдвойне трудней усталому Пачману
Сражаться против сильного врага;
Он кровью истекает – весь он в ранах –
Упал, в глазах смертельная тоска…
Священная Секира у монголов -
Кыпчак сражаться, далее не стал.
И с этих пор хозяин «Дико-поля»
Свободным называться перестал.
Ах степь, ты степь, кочевников обитель,
Ты мир порою ставишь на дыбы.
Довольна ты? Иль новый покоритель
Готовит миру новый крен судьбы?..
Израненный, лежал Пачман в траве,
Упырь-карга внезапно подлетела.
В глазах его вот-вот погаснет свет –
Дождалась, наконец, чего хотела.
Враги сражаются и насмерть даже бьются,
Но с уважением к врагу не расстаются…
Хагат – баатор невольный стал свидетель,
Как старая упырь крадучись подползла.
Чего не встретишь лишь на белом свете -
И с порождениями зла во имя зла:
- Ах, нечисть, подлая! – сверкнул внезапно меч,
Потребовался миг ей голову отсечь.
Так благородно поступил кыргыз
Всем установкам, кажется назло;
Его он поднял, дал попить кумыс,
И уступил ему свое седло.
Для упыря страшней всего бывает
Не кол осиновый, а меч богатыря.
Пачман уж видит, силы прибывают
Вокруг него колдуют лекаря.
Потом и вовсе чудо сотворили –
Вновь жив Пачман, к нему вернулась сила.
К нему никто не подходил с вопросом,
Когда и где ему потом служить;
Ответил бы он откровенно просто -
На родине он только будет жить.
Пока лечился – был в гостях у друга,
И многое, чего не знал, познал.
Язык он выучил кыргызский на досуге,
Обычаи, обряды изучал…
Он удивлен был, тут монголов горстка,
Но держат власть монголы очень жестко.
Что заставляет подчиняться им?
Чего бы, власть не захватить самим?
Однако, нет ответа на вопрос,
И сам вопрос не возникал ни разу.
Народ ли сам до власти не дорос,
Иль власть приходит только по приказу?
Отдельный человек – значительная личность,
Но почему в толпе он не такой?
Толпе все личности как будто растворились -
Все поддаются слабости людской.
Но тем и отличаются герои,
Не побоятся выставить себя.
Хорош Хагат-баатор сам собою,
Но стать у власти – не его судьба.
Он богатырь, в бою прекрасный воин,
Но быть во власти, видно, не достоин.
Слепая ненависть людей, она
Не позволяет людям оглянуться;
Есть враг, он грабит – в том его вина,
Не надо позволять ему глумиться.
Тут ясно все, вопросов нет ни в чем,
Он должен быть разбит и уничтожен.
И некогда тут разбираться в том,
Что движет им, и как он стал возможен.
Теперь все позади. Пока его лечили,
Татары с кыпчаками Киев захватили…
(Те ж кыпчаки! Вчера лишь вместе бились,
Против татар, монголов - не вчера лишь! )
Он много размышлял за это время
И над собой и над судьбой страны.
Беседовал с людьми на эту тему,
Вот воевал он, дальше воевал бы…
Теперь бы что? Он Киев защищал?
Соратников вчерашних убивал бы?
И новых бы соратников искал?
Монголы так и делают, по сути,
Лишь получается у них наоборот.
Текут, внедряются подобно ртути -
Растерян от подобного народ…
Татары те же, были завоеваны,
Теперь в « завоевателях» идут.
Религией, быть может, уготовано,
В одну «единую» народы все войдут?
На христианский мир теперь напали,
Свирепствуют по Руси, как нигде…
Опять не то. «крещенных лиц» немало -
Их большинство давно в самой Орде!
Он смутно начал понимать причины,
До Истины едва ли кто дойдет.
Она скрывается под разною личиной,
Да так, что тут сам бог не разберет.
Вот, скажем, степь простерлась – края нет;
Так просто не пройдешь за много лет!
От непонятных нам чурчженей на востоке,
Вплоть до Карпат, до Рума степь идет.
На юге степь, дошла до гор высоких,
На севере – вплоть до лесов, болот…
И эта степь бурлит из года в год,
Там смуты – постоянное явленье.
И виноват ли кочевой народ,
Живущий по «Степному уложению»,
Одно умами по Степи владеет –
То жадность – это, главная Идея.
Монголы ловко пользуются этим,
Мы все ведь люди, слабость есть у всех.
Внушить то землепашцу трудно где-то,
А у кочевников их ожидал успех.
И вот вся степь теперь уже в движении,
Хватай, хватай, захватывай скорей!
Использовать свои же достижения,
Потом все оказалось им трудней…
Чем больше размышлял Пачман об этом,
Тем непонятней было все ему.
И ни один вопрос не закрывал ответом,
Да и ответы были б ни к чему…
Степь – коридор, великий коридор,
Он сам и управляет племенами;
Всю землю пересек он с давних пор,
На запад двигает народы временами.
Вдруг по степи пройдет столпотворенье –
Приходят все кочевья вдруг в смятенье;
Внезапно всем в степи как будто тесно,
И тут же у племен являются вожди,
На запад путь – уж пройденный, известный,
Когда-то гунны так же там прошли…
А того раньше, так же проходили
Только вестей уж мало с тех времен;
Те, что на западе уж страны породили –
Из тех же самых кочевых племен.
Да и чуваши в памяти хранят
И книгу, золотую с той поры,
И веру давних предков свято чтят
Богов, сошедших с золотой горы,
Что и сейчас сверкает на востоке;
Не забывают знать, свои истоки…
Чем больше думаешь, тем непонятней все.
Не воинское это дело - размышлять.
Пачман, окрепший не решил еще,
Как дальше жить и что предпринимать…
Одно он твердо для себя решил,
С войной покончено, хоть где б ни находился.
На «доблести» не будет тратить сил,
На родину отправиться решился.
И странно все совпало для него -
Такое же решение возникло у кыргызов.
Навоевались, набрались всего,
Как будто к ним с востока прибыл вызов.
Легко они решили развернуться,
Видать решили все свои дела.
Могло ль Пачману счастье улыбнуться,
Судьба обратно вроде повела.
Пока с кыргызами он жил в отряде
Никто к нему придраться бы не смог.
Он игнорировал бы все «косые взгляды»,
И друг Хагат бы в том ему помог.
А вот окажется совсем чужой в чужбине,
Что будет делать он в краю чужом?
Да не остался бы и друг его в обиде,
Долг тоже красен только платежом.
Награбили кыргызы очень много,
Добро бы довезти в родной свой край.
А путь-то длинный, добираться долго -
Награбленное дружно охраняй…
Могучий воин здесь уже нужнее,
Чем даже там, где брали города.
Остался с ними он и тем дружнее
Все отнеслись к нему; ну, впрочем как всегда.
До Атала одна у них дорога,
А там уже посмотрит и решит.
В Чувашию он рвется, молит бога,
И к Ылттанчеч душа его спешит.
Без приключений редко, что бывает,
Когда находишься на воинской тропе.
Себе там всякий с боем добывает
Добро чужое на чужой арбе.
Друзей своих Пачман тут не подвел,
Звериное чутье не подкачало;
Угрозы от обоза все отвел,
Когда грабители с засадой их встречали.
И схватки не было, все просто разбегались,
Когда их обнаружат все заранее.
Друзья чутью такому поражались -
Чутье такое - выше понимания.
Пути-дороги сколько б ни тянулись,
Приходит непременно им конец.
Вот и в Сарай кочевники вернулись –
Здесь власти новой - Золотой венец.
Великий хан Сартак встречает их –
Несут кыргызы хану подношенья…
Явился и Пачман среди других,
К нему вдруг прозвучало обращение:
- Ты кто такой? Я, почему не знаю,
Таких ведь, я отдельно отмечаю.
Кыргызы тут в защиту, – «подобрали,
Израненного, - при смерти он был;
Потом принес он пользы нам немало,
Побед немало он для нас добыл»…
- Ты кто такой? - опять Сартак к Пачману;
- Я врать не стану,- отвечает хану.
Скажу все честно, я – Пачман, чуваш,
В недавнем прошлом, я противник ваш.
Сражался с вами, не жалел себя;
Но победитель, видите, не я.
Уж так сложилась, видимо, судьба,
Что было в прошлом - Бог тому судья.
- Ну а в дальнейшем? Снова воевать?
Зачем и с кем с мечом пойдешь гулять?
- Навоевался я, Великий хан –
Я нить борьбы и смысл потерял.
Где враг, где друг – я раньше четко знал,
Теперь не знаю, отвечал Пачман…
Понравились слова его Сартаку –
Все высказано без обиняков.
А прямо говорить отважится не всякий,
Лишь тот, кто на любой исход готов.
- В Чувашию, в леса свои придешь,
Опять себе команду наберешь –
Давай, исподтишка на нас засады?..
- Я не ушкуйник, знайте, не бандит,
Рубил им головы - ведь по делам награды;
Меня их жизнь такая не манит.
А что касается войны – она прошла,
И снова начинать, не вижу смысла.
Найдутся, думаю, и мирные дела;
Да и прошедшее все надо бы осмыслить…
Потом. Скажу, меня манит восток,
Если искать где мудрости исток –
То там, я думаю. Мои друзья кыргызы
Не сомневаюсь, мне помогут там.
А воевать – это судьбы капризы,
С такой судьбой я разобрался сам…
Задумался Сартак, уж больно ладно скроен,
Глазами кажется, всего его обмерил.
Баатором знатным быть бы он достоин,
Но рассуждающим нукерам он не верил.
Он знал давно уж мнение людское -
Кто рассуждает, тот уже не воин …
Однако раз случилось уж такое,
За то, что воевать не будет хоть, спокоен.
- Ну что же, в добрый путь, - сказал он,
Вы славою покрыли свой народ.
Отправитесь в свой путь вы завтра рано,
Да и Пачман, раз так решил, пойдет.
Пачман неправду выложил Сартаку,
Кыргызы поняли, конечно же, его.
Как скроется Сарай – ускачет без оглядки,
Давно не видел края своего…
С кыргызами сердечно распрощались,
Обнял Кагат и долго так держал…
Пачман и сам, сказать, растроган малость,
Он как родню их долго принимал.
Свои доспехи подарил Хагату,
Оделся весь в крестьянское «тряпье»;
Коня не взял – взял скромную лошадку,
И сбрую подобрал подстать ее…
Совсем немного денег взял, хоть предлагали
Ему на состояние большое.
Кыргызы долго вслед ему махали,
И сам он к ним уж прикипел душою.
Но, жаждет он увидеть Ылттанчеч,
Увидеть край, чувашский разоренный.
Клянется, будет впредь жену беречь,
Что б чувствовала всюду защищенной…
Великий Атал! Путь прямей держи,
Ты слишком много время отнимаешь!
А это - боль у страждущей души,
Когда семью увидеть и не чаешь…
А тут еще – спокойно не пройти,
Не все благополучно на пути.
Встречаются порой лихие люди,
Быть одному в пути небезопасно.
Без встреч таких пройти, само уж чудо,
И лучше бдительным остаться ежечасно…
Хоть у Пачмана нечего отнять,
Кому-то вот, лошадка приглянулась.
На безоружного, втроем – чего уж ждать!
У нападавших, совесть на проснулась.
Увы, не знали, перед ними барс –
Напали бедные они, последний раз…
Спешит Пачман , в пути сугубо мирный,
А тут, разъезд завоевателей – татар;
Чего б придраться, видно, парень смирный,
Совсем один и не везет товар…
«Откуда! Кто? Куда, еще зачем?»
Посыпались вопросы бесконечно.
Как ни ответишь, не устроишь тем –
Куражатся, понятно всем, над встречным.
Он отвечал и всем давал понять,
Он тихий землепашец и спешит в деревню,
Пришлось князей в Сарай сопровождать,
Теперь вот путь обратный, многодневный…
Не унимаются, и издеваться стали,
И тут уже Пачман не удержался.
Отряд, откуда их в разъезд послали,
Нукеров пятерых не досчитался…
Скажите, где у человека дом?
Вопрос звучит как будто даже странно.
Вопрос тот оставлял он на «потом» -
Теперь стремится вот к своей желанной.
Жива ли Ылттанчеч? Прошло немало лет,
Сынишка ль, дочь ли; есть кто, или нет?!
Чем ближе встреча, тем тревожней в сердце,
Открыть калитку не хватает сил.
Что встретит Ылттанчеч, ему не верится;
К избе мальчишка, вроде подскочил…
Навстречу вышла женщина худая –
В ней не увидел прежней Ылттанчеч.
Стоит и смотрит будто бы немая -
Ждать не ждала она подобных встреч!
И долго будете стоять как истуканы?
Со стороны смотреть и то ведь странно!
Он робко подошел к своей жене;
Он безгранично виноват перед женой;
Ну бог с ней, разберутся они с ней,
Как без отца вот жил тут сын родной!
Стоит вон, подойти боится, бедный –
Черта сирот, растущих без отца.
Готов он убежать во двор соседний,
А мать зовет, зовет его с крыльца.
Ну, наконец-то встретились они!
Ну, наконец-то обнялись они!
Неужто и у них вернется счастье,
Отстанут ли когда от них напасти!
Но разговор не вяжется пока -
Обнявшись трое, будто бы застыли.
За этим кроется тяжелая тоска,
За этим горечь, всей недавней были…
Конечно, бросилось неладное с лицом,
Без объяснений понял все Пачман.
Сказал лишь: - «Кто? Клянусь перед творцом,
Век будет помнить ужас этих ран»…
Лицо ее теперь пересекли
Два-три глубоких поперечных шрама;
Свои же руки раны нанесли –
Свидетельство ее недавней драмы…
Пристал мурза к ней, прибывший недавно,
Кроме жены наложница нужна;
В округе здесь он, видите ли, главный
И Ылттанчеч понять была должна…
Другого выхода бедняжка не нашла,
Вот так и появились эти шрамы.
Ухаживания этим отвела,
Но шрамы не исчезнут после сами…
Азан – мурза готовился обедать,
Накрыли стол под яблоней в саду.
Но кто-то видимо, решил его проведать,
Стучит в ворота, громче, чем в аду.
- Кто так посмел! - прислугу направляет –
Гоните в шею, что б законы знал!
А нет, тащите – тут мол, приглашают,
Его Азан мол, очень, очень ждал…
Тащить не надо – сам Пачман пришел,
С улыбкой грозной, рядом Ылттанчеч!
На бедного Азана шок нашел –
Глотает воздух, не выходит речь…
Позвал Пачман прислужников Азана,
Велел содрать с хозяина штаны.
Стоят, дрожат и смотрят на хозяина –
Неужто, выполнить приказ они должны…
Азан – мурза полгода провалялся,
Запомнил, как играет саламат.
Потом исчез, в краю не появлялся,
О нем предания, конечно же, молчат.
Рассказывали знающие люди,
В те дни знамения на небесах прошли.
Кто наблюдал, заметил в небе чудо –
Затмения луны три дня произошли…
Тангар Великий в честь ее заслуг
Спустил с луны на время Пинеслу.
Чтобы обнять ей, наконец-то сына,
Сноху и внука, наконец, обнять…
Благословить на счастье их отныне,
А после, на луне уж счастливо сиять.
Хоть трижды землю можно обойти -
Семьи счастливей больше не найти!
Ей, Пинеслу, с небес всегда виднее,
Где край найти, еще совсем свободный.
Узнал и сын потом, при встрече с нею,
Богам, как видно, было так угодно.
С семьей он далее, на север перебрался,
Обосновался там, где указала мать.
Татарин тут совсем не появлялся,
Нет надобности их теперь встречать.
Но о Пачмане нет уж новых песен,
Спокойную он дальше жизнь прожил.
Покой как будто нам не интересен,
Хоть каждому из нас покой один и мил…
Но жизнь героя только лишь одна.
Дальнейшее сокрыто как в тумане –
История лишь следствием видна;
И мы тревожить больше их не станем…
Сказания далеких предков наших,
Нам сказки лишь, не более того.
Народ наш без истории – чуваши,
Историю отняли у него.
Речушка малая течет в краю у нас,
Название ее по–древнему, Орпаш.
Бывают совпадения подчас,
Сынишка у Пачмана тоже был Орпаш.
Я в совпадения не очень-то и верю,
Тем более, которых не проверить.
Быть может, он в краю, у нас и жил,
Начало нашим селам положил…
Конечно же, историкам виднее,
Им я совет, конечно же, не дам.
Поскольку этого я утверждать не смею,
Того от стариков не слышал сам.
Еще больше интересных и актуальных новостей вы найдете в чувашской версии сайта!
YURGAN TURINGE // 3387.52.9844
2020.12.16 19:31 | |
Татарские "ученые-исследователи", Родословную-Шежаре Князя-Пÿ ЧУВАШ(это имя они не оспаривают)-Яуш-Явăш выводят к Пачман эмиру/султану/хану. От этого, или иного Явăша(служивого Чуваша, получившего земли от царя и основавшего в середине 16века наше Яушево/изначально/-Большие Яуши/ныне/), идет и наш Род.
| |
YURGAN TURINGE // 3387.52.9844
2020.12.19 09:43 | |
"Отатаренная" /татарскими исследователями/ родословная-шежаре князя/Пÿ -ЧУВАШ (это имя они не оспаривают) -Яуш-Явăш, возводит его к Пачман эмиру/хану/султану, а именно: Чуваш(Явăш) бек -Альсуфый бек - Гали бек - Кара (Хура) бек - Камбар (Ханбар) бек - Калдар (Калдур) бек - Балын (Балым) бек/султан -ПАЧМАН (Бачман/Бачтан) султан/хан/эмир - Габдерахман султан - Бирде султан - Элвер султан - Габделгазиз султан - Гыйффет султан - Сократ (Сенкорат) хэким… |