Замоскворецкий районный суд. Радио «Свобода». В ГУМе. Немцов мост. Немцов дом. Третьяковка. Казанский вокзал
27 февраля 2019 года. Замоскворецкий районный суд Москвы находится на улице Татарской, дом 1. (Ближайшее метро «Павелецкая».) Передний фасад здания суда выходит на переулок. Рядом — вполне хрущёвская блочная жилая пятиэтажка.
На 16 часов 30 минут назначено судебное заседание по делу экс-полпреда Чувашии при Президенте РФ Леонида Волкова. Приезжаю заранее, чтобы согласовать фотосъёмку в суде. Пресс-секретарь суда требует письменную заявку от редакции до 14 часов.
Московское бюро «Радио «Свобода»
Еду в Московское бюро «Радио «Свобода» в центр на знакомую с детства улицу. (На ней в первой половине 1960-х годов жил мой дядя, военный юрист в отставке.) Как сказано в Википедии, глушить «Радио Свободная Европа/Радио Свобода» («вражеский голос» — авт.) перестали при Михаиле Горбачёве в 1988 году. «После провала попытки путча ГКЧП указом российского президента Бориса Ельцина от 27 августа 1991 года была разрешена деятельность радиостанции непосредственно в России (был отменён в октябре 2002 году президентом Владимиром Путиным)».
По пути покупаю букетик нарциссов. Заявку на съёмку оформили оперативно. Персонал Московского бюро РСЕ/РС — доброжелательный и любезный. Администратор предложила кофе или чай. Попросил негазированную воду. Принесли в моём любимом высоком стакане хорошего дизайна. Пока оформляли заявку, немного передохнул, сидя на кожаном сиденье. Сотрудники заняты работой. Никто без дела не болтается.
Заседание суда
Возвращаюсь в суд. В коридоре — группа людей негромко что-то обсуждает. По лицам догадываюсь — наши, чуваши.
— Эсир чӑвашсем?
— Чӑвашсем.
Среди них — одно знакомое лицо активиста московского землячества.
— Эсир Волков юлташ?
— Ҫавӑ.
Подходит другая наша активистка — медсестра Надежда Панфилова. Она присутствовала 23 января на заседании в Мосгорсуде. Здоровается приветливо как со старым знакомым.
Подходит адвокат Евгений Райков. Новость: Волкова не доставили из Бутырского СИЗО-2. Мол суд несвоевременно подал заявку в СИЗО на доставку обвиняемого.
Представитель суда приглашает участников на заседание. Зал небольшой. Слушателей от чувашского землячества — 12 человек активистов.
Судья Юлия Лекомцева спрашивает мнение адвоката и представителя прокуратуры Чувашии:
— Можно ли провести заседание без обвиняемого?
Оба отвечают отрицательно. Судья переносит дату заседания на март.
— Я готова выйти с одиночным пикетом перед судом с плакатом в защиту Волкова.
Она написала шариковой ручкой на припасённой бумажной табличке: «Свободу Леониду Волкову!» Правда, паста оказалась бледной. Просит сфотографировать её с табличкой вместе с другими слушателями.
Земляки, по словам оставшегося активиста, пошли покупать продукты для передачи Волкову. А мы идём к метро.
Такси
Моя дочь просит подождать её в ГУМе, прислав мне такси по заказу.
Сажусь в жёлтую «Шкоду». Таксист оказался вежливым, хорошо воспитанным интеллигентом. Уроженцем Курска. Время час пик. Стоим в пробках. Едем по центру. Разговорились о родственниках, освоивших Москву, и собственном московском опыте.
Проезжаем мимо журфака МГУ, моей Alma mater, по Моховой, Охотному Ряду, Лубянке, Ильинке. Вот и ГУМ.
В ГУМе
ГУМ в советские времена являлся оживлённым центром торговли качественными товарами, одеждой по доступным ценам, дефицитными в провинции. В Москву за дефицитом приезжали покупатели со всего СССР. Здесь всегда царила толчея. Но сейчас тут свободнее, кажется, расположены дорогие бутики. А товары в провинции перестали быть дефицитом. Только там заработки не такие приличные как в Москве.
Пообедать днём не удалось из-за дефицита времени. Запоздалый ланч в кафе на третьем этаже на третьей линии. Кухня хорошая. Цены приемлемые. Среди персонала — как русские, так и люди из восточных стран. Среди них — симпатичная таджичка.
Звонит дочь. Советует после еды пройти в буфет-бар.
— Пока ждешь меня, возьми бокал красного вина. Он стоил 150 рублей. Посиди, расслабься.
Во время обеда администратор унёс мои палки для скандинавской ходьбы, оставленные у кассы. Спускаюсь за ними в служебное помещение на втором этаже.
Подходит девушка-администратор, выносит палки.
— Где можно посидеть в баре, выпить бокал вина? Дочь сказала, что там же в кафе, где я был.
— Подождите, я позвоню, спрошу.
Разговаривает по мобильному телефону.
— Разливное вино там сейчас не продают. Только в маленьких бутылочках по 400 рублей.
— А где можно посидеть в другом месте?
— А вот напротив — ресторан (на второй линии). Можете здесь.
— Спасибо.
Перехожу через «мостик» на вторую линию. Небольшой ресторанчик. Сотрудник охраны в костюме с галстуком средних лет. Барная стойка. Столики. Отдыхающие.
— Мне нужно подождать дочь. Я уже поел. Хочу заказать бокал красного вина.
— Пожалуйста, выбирайте.
Вина, конечно, прекрасные, импортные, географического наименования. Но цены высокие.
— Вот это, пожалуйста.
— 500 рублей.
— Окей.
Официант приносит большой красивый бокал изысканного дизайна с красным вином в нижней части. Парень быстро и ловко производит вращательное движение, держа бокал с вином в руке. Чтобы букет раскрылся.
— Приятного отдыха!
Букет раскрылся. Он достойный. Расслабляюсь после напряжённого дня. Хорошо, что Интернет в кармане. Читаю новости, Википедию. Время проходит незаметно. За спиной слышна иностранная речь.
Вот и дочь с Михаилом.
— О, пап, ты роскошествуешь! Я спущусь в гастроном. Вон внизу — скамеечка. Пожалуйста, подожди меня там.
Я расплачиваюсь. Благодарю за сервис и прощаюсь с вежливым доброжелательным персоналом.
Спускаюсь на первый этаж. Сажусь на скамеечку. Опираюсь на спинку. Вытягиваю уставшие за день ноги. Настроение прекрасное. Вино было превосходное.
— Ты сидишь как Дон Корлеоне! — замечает не без юмора подошедшая дочь. — Кстати, это здесь самый дорогой ресторан. Там обычно обедают банкиры. И вокруг них стараются виться девушки.
— Да, какие-то девушки проходили, — отвечаю я. Наверно, поэтому я сейчас чувствую себя как банкир.
Дочь купила большой торт и ещё что-то из продуктов. Выходим на улицу к машине.
— Я не успел днём сходить на Немцов мост, — говорю я. — Давай заедем. — Сегодня -четвёртая годовщина его убийства. (Многотысячный марш памяти политика состоялся 24 февраля в воскресенье на Бульварном кольце.)
Немцов мост
Проезжаем мимо собора Василия Блаженного. Как же он красив!
Вот и Большой Замоскворецкий мост. В его начале прохаживаются два полицейских. Иду к месту убийства Бориса Немцова, где сейчас Народный мемориал с его портретом и букетами цветов. Здесь сегодня оживлённей, чем обычно. Время близится к 22 часам. (Днём мемориал посетили послы США, других западных стран и возложили цветы.)
На месте — группа волонтёров и единомышленников, пришедших почтить память оппозиционного политика, расстрелянного здесь 27 февраля 2015 года, если не ошибаюсь, в 23 часа 31 минуту. Один из мужчин держит в руках российский триколор. Он развевается на холодном ветру.
Подхожу, представляюсь. Передаю привет и солидарность из Чувашии. Из Чебоксар. Обмениваемся впечатлениями. Сообщаю о своей публикации о прежнем приходе сюда в январе. Фотографирую единомышленников. На их одежде значки «Немцов мост». Моё время ограничено. Прощаюсь. До следующего приезда.
Едем по Тверской. Рассказываю дочери, как я гулял здесь в отрочестве в 1965 году. Искал популярное тогда кафе «Молодёжное».
Дочь заказывает по телефону ужин в квартиру. У нас сегодня семейная знаменательная дата. Правда, мама приехать не смогла.
28 февраля. Немцов дом
Днём опять еду в Третьяковскую галерею. Выхожу из метро на станции «Третьяковская». Улица Малая Ордынка, дом № 3. Немцов дом. На ограде дома висит фотопортрет Немцова в файле, и возложен букет живых цветов.
Фотографирую. Подходит мужчина зрелых лет. Знакомимся. Его зовут Анатолий. Работал в прошлом на ЗИЛе. Сейчас автозавода уже нет.
— Вчера здесь собрались единомышленники Немцова. Почтили его память, возложили цветы, — говорит Анатолий. Прощаемся.
Третьяковская галерея
Продолжаю прошлый осмотр. Опять погружаюсь в волшебную атмосферу изобразительного искусства. Жаль, забыл, торопясь на поезд перед отъездом, очки в Чебоксарах. Верхний ряд картин придётся посмотреть в следующий раз.
Впечатляют произведения знаменитого прославленного баталиста Василия Верещагина. В том числе, его знаменитая картина «Апофеоз войны». Вот бы её помнили все правители мира, в том числе, России. И в настоящее время тоже…
Опять не досмотрел все экспозиции. Пора на поезд. Приеду ещё.
Казанский вокзал
Перед посадкой захожу перекусить в Экспресс-кафе на Казанском вокзале. Работает молодая пара восточной внешности.
— Добрый вечер! С каким мясом самса?
— С говядиной и курятиной.
Есть и восточные сладости. Чай, кофе. Вода.
Рядом садятся двое мужчин восточной внешности.
— Салам! Казанга? (В Казань?) — спрашиваю я, пытаясь объясниться на татарском, который я стал учить.
Мужчина постарше не понял.
— Вы в Казань? — уточняю я.
— Нет в Астану.
— Значит, в Казахстан. Долго ехать?
— Около двух суток. Вот привозил сына в больницу.
— Во сколько поезд?
— После десяти (22-ти — авт.) часов.
— А Вы куда?
— В Чебоксары.
— Это Чувашия? А у Вас во сколько поезд?
— После восьми (20-ти) часов.
Соседи заказали шаурму.
— А самсу у вас пекут?
— Всё пекут. Но у нас едят бешбармак (пять пальцев — авт.) из конины. А шаурма на каком языке?
— Кажется, на турецком — вареное мясо. (Потом посмотрел в Википедии. Оказывается, слово арабское и на иврите — ближневосточное (левантийское) блюдо из питы или лаваша, начинённого приготовленным на гриле, а затем рубленым мясом со специями.)
Иду ещё за дополнительным десертом. На лице продавщицы — симпатичной молодой женщины появилась сдержанная улыбка.
— Откуда вы? — спрашиваю я.
— Не буду говорить, — отвечает она после паузы приятным голосом. — Все спрашивают…
Мне пора на поезд. Я прощаюсь с соседями и иду к выходу.
— Это Вы забыли палки?
— Да, опять забываю. Спасибо. Рахмат. (чув., тат. (рэхмэт) спасибо) Сау булыгыз. (тат. до свидания.)
Наш чебоксарский поезд стоит на третьем пути. В начале пути издали светится крупными буквами красным цветом слово, начинающееся: на «Чеб». Чебоксары? Подхожу ближе: оказывается, кафе «Чебуречная». Там за стеклом перекусывают пассажиры. А в начале пути буквы зеленым цветом поменьше: «Чебоксары».
«Значит, нам туда дорога».
Наш поезд. Вежливые проводницы и проводники. Вагон новый. Чистый. Люди доброжелательные, спокойные, сдержанные. Разговоры тихие. Земляки.
Поезд трогается. Сосед на верхней полке тихо разговаривает по мобильному телефону на чувашском языке. Утром его уже нет. Кажется, он, как и некоторые другие, вышел в Канаше, или раньше.
Тимӗр Акташ.
Чебоксары — Москва — Чебоксары, февраль-март 2019
На снимках: Активистка Надежда Панфилова с земляками в суде; на Немцовом мосту; у Немцова дома. Москва. 27-28 февраля 2019 года. Фото автора.
От редакции: Размещение статей не означает, что редакция разделяет мнение его авторов.
Тимер Акташ, если вы пытаетесь разговаривать по татарски, то в вопросах вопросительная частица обязательна.
Казанга? Это неправильный вопрос. Надо говорить Казанга-мы? (пишется вместе, а не через дефис)
Ведь и в чувашском, так верно? Хусана? Но вопрос так не формулируют. Одной интонации недостаточно. Надо говорить: Хусана-и?
— Кая барассăн? Казангамă?
— Ия! Казанга барам!
Точно так же и на чувашском языке:
— Эсир чăвашсем-и?
— Чăвашсем.
— Эсир Волков юлташ-и?
— Çавă.