Как-то средневековый художник искал натурщика, кто бы позировал ему при создании образа Иисуса Христа и после долгих и мучительных поисков, проб и ошибок, ему это наконец удалось, счастье улыбнулось ему, как выразились бы сейчас: фортуна повернулась к нему лицом. Мужчина, к которому он обратился со своей, странной на взгляд обывателя, просьбой, после небольших препирательств, согласился позировать за некоторое вознаграждение и художник, назвав адрес своей мастерской, удалился, окрылённый удачей. Человек действительно не подвёл, явившись к оговорённому часу. Началась кропотливая работа по созданию картины, но вот что странно: натурщик всё время посматривал на художника украдкой, как если бы пытался что- то вспомнить и в итоге художник не вытерпел и задал естественный в данной ситуации вопрос: а мы, разве знакомы?

Натурщик, уверенный в своей правоте, произнёс в ответ:

-Мэтр, помните, как вы с меня Иуду Искариота писали...

Возникла неловкая пауза. Художник задумался, и было от чего, вследствие каких причинно- следственных начал он решил писать с него Иуду Искариота и что натолкнуло его же на сей раз писать с этого же человека Христа? И когда в нас преобладает Иуда, а когда совсем противоположное?

В данной миниатюре будут преобладать предложения- вопросы, нежели ответы на них ибо каждый из нас, будь то ночью беспросветной или же наоборот ясным днём, не расстаётся с маской: благоденствия или горести, знатности или безвестности, благородства или лицемерия и впору обратиться к любому из нас: маска, я тебя знаю? В девяноста процентах из ста ни один не сможет сказать честно: да, знаю- потому как это будет полуправдой-полуложью.

Когда мы являем истинное лицо? В какой ситуации? Когда нежно и ласково возимся со своим ребёнком или когда жестоко обращаемся с уличными кошками и собаками? Когда? Когда ласкаем уличного котёнка или когда, придя домой, избиваем жену и домочадцев? И вообще откуда изначально берётся в человеке зло и кто вкладывает в него добро? Можно конечно сослаться на вездесущие козни дьявола, якобы властвующего над земным, но тут невольно напрашивается вопрос: а как же воля самого человека? Или человек настолько безвольное существо, что им можно помыкать, как вздумается? Как сумасбродные баре не только издевались над холопами, но и равными. Тот же генерал Стародубов, по воспоминаниям современников, любил напоить друзей, а после к ним медведя запускать, «то то же смеху будет», - изрекал в этих случаях отставной генерал. Но ведь есть же изречение М. Горького: «человек - звучит гордо» или красноречивые слова А. П. Чехова: « в человек всё должно быть прекрасно – и душа, и тело, и мысли…» Можно привести ещё с десяток подобных афоризмов, суть не в количестве, а в существе вопроса. Или же это всего лишь слова, слова призванные возносить их произносящего, как оратор занимается самолюбованием, зачитывая свою речь перед аудиторией, не особо утруждая себя следованию за изречённым –собака тявкает, караван идёт, поскольку те же священнослужители, читая проповеди с алтаря о сохранении душ в чистоте, чаще заботятся о своём благополучии, разъезжая на дорогих иномарках, как это происходит сегодня и как оно было всегда и в памяти воскресают слова Экклезиаста: что было , то и будет, и ничего нового под луной. Достаточно вспомнить католических епископов, что с распятием в руках предавали казни на огне, неугодных патрициев. Они сие совершали по зову своей души или только по приказу короля? Вспомните королевские охоты, когда свора из десятков собак и стольких же охотников, загоняли беззащитное животное. Вообще, охотой признаётся случай, когда охотник и дичь имеют равные шансы, в противном случае это типичное убийство. Потому как убить волка или лисицу с десятков метров, много ума не требуется, достаточно зоркого глаза и наверное по этой причине, у кипчаков, как и у сибирских казаков особым уважением пользовались охотники, ходившие на медведя с одной лишь рогатиной. Да, риск немалый, многие погибали, но зверя зазря, ради прихоти не били. И возможно благодаря их бережному отношению к природе, мы ещё имеем возможность лицезреть тех же тигров, рысей и прочую живность.

Кто мне скажет с уверенностью: когда человек являет если не миру, то хотя бы себе истинное лицо? Может быть во сне, когда он не способен контролировать свои эмоции? Или когда проявляем полное равнодушие, хотя и тут нельзя отрицать , что это не очередная маска. Тот же правитель Московии, в дальнейшем император Всея России Пётр Алексеевич самолично пытал и избивал до смерти людей, пошедших против него не только в вопросах власти, но и в любых других? Ему ничего не стоило улыбаясь одному, в то же время превращать лицо другого в кровавое месиво, где же он сам? Может быть, царственный сан изначально подразумевает ношение маски, ибо независимо от собственного расположения должен источать благостное радушие, как оное практикуется в западных отелях и именуется дресс-кодом. Когда мы являем миру свою истинную сущность, то какие мы есть на самом деле, как тело лишённое одежды, не скрывает изъяны и язвы. Неужели нам настолько близки и дороги свои пороки, что не желаем с ними расставаться? Или мы до смерти вынуждены примерять на себя маски, лишь из одного желания: скрыть своё эго? Или нам настолько кажется ужасным и неприглядным заглянуть в самую глубины души, что мы избегаем этого и скорее натягиваем на своё лицо маску и вступаем в вечный маскарад, что длится уже столько веков. Маскарад, где трагедия пересекается с безудержным весельем, достаточно вспомнить средневековые казни на площадях, куда стекались, как простолюдины, так и знатные вельможи, где люди потешались над неумелым палачом или жертвой, приведённой, а иной раз и принесённой на руках, порою перерастают или сплетаются настолько витиевато, что уже невозможно отличить первое от второго, где каждый занят собою, а если кто и заинтересуется кем- то, то только лишь затем, чтобы поддеть другого, продемонстрировать своё величие, оставаясь при это карликом, что не делает чести никому. Хотя едва ли можно говорить о чести в мире масок, ибо честь подразумевает открытые лица.