Глава 4 монографии:
Щербаков С.В. Чувашское национальное движение в 1917-1921 годах: взлеты и падения. Часть 1. Февраль 1917 – февраль 1918. Чебоксары: «АКСАР», 2017. - 208 с.
(Электронное издание)
Во введении мы утверждали, что национальное движение само по себе многогранное и противоречивое общественно-политическое и культурное явление. Основная сложность возникает в том, что участники национального движения могут выставлять различные и часто взаимопротиворечащие требования.
При описании понятийного аппарата нашего исследования мы описали три вектора направленности национального развития и три формы отстаивания национальных интересов, которые на пересечении выделили в девять типов движений реализации национальных интересов. По векторам мы сразу отмечаем, что в чувашском движении начала ХХ века полностью отсутствовало стремление к отделению от России и оно не носило характер национально-освободительного движения. Почему? Это объясняется общим историческим развитием чувашского народа и его геополитическим положением. До XIII века предки чувашей имели собственную государственность в виде Волжской Болгарии, которая была разрушена монголо-татарским нашествием. Вплоть до середины XVI века, т.е. до присоединения к Московскому царству, они находились в положении своего рода буфера между кочевыми и земледельческими народами, между Русью и Ордой. Попытки создания обособленной территориальной государственности неминуемо повлекли бы за собой нашествия более сильных соседей, поэтому болгаро-чувашское население предпочитало автономистский путь национального развития в составе Казанского ханства. Мол, пусть чингизиды нас защищают и контролируют общую политическую власть, но при этом признают наш автономный статус в религиозных, культурных и отчасти местных политических вопросах. После присоединения к Российскому государству они заняли ту же точку зрения – в общеполитические вопросы огромной страны включаться не можем, да это особо не нужно, но пусть будет сохранен автономный статус. Тут действует обычная логика – если чувашский народ в составе России будет бороться за освобождение и отделение, то тогда если русская власть даже пойдет на признание этого, то новая чувашская государственность будет либо насильственно сметена мусульманскими народами, либо попадет в экономическую зависимость от России и исламского мира. Причем потом все равно эта территория будет интегрирована либо в русский православный, либо в татарский мусульманский мир. Так что тут просто нет выбора и необходимости отделяться от России. В начале ХХ века не зафиксировано значимых сообщений о чувашских деятелях с подобными взглядами. Так что три типа национально-освободительных движений (освободительно-политический, освободительно-культурный и освободительно-религиозный) мы отделяем сразу.
Были ли великодержавные и националистические тенденции в чувашском национальном движении? Стремились ли они экспортировать свои традиции и порядки другим народам? Нет, сообщений такого плана также не имеется. Если отдельные прецеденты и появлялись, то они носили случайный характер под влиянием чуждых политизированных движений. Во всяком случае, они не приживались в качестве программных действий. Однако отметим, что была тенденция, и не слабая, в том, чтобы сформировать великодержавную чувашскую традицию, опираясь на «возрождение» величия наследников Волжской Болгарии. Элементы великодержавности по отношению к своей нации проявлялись в том, что шла активная попытка унификации чувашского этноса на базе «высокой» (по Геллнеру) кодифицированной, письменной, стабильно воспроизводящейся культуры.1 Имеющиеся отдельные этнографические различия между так называемыми верховыми чувашами (вирьял), низовыми (анатри), средненизовыми (анат енчи), а также с чувашской диаспорой пытались сгладить посредством общего литературного языка, единой чувашской школы, совместных собраний для выработки унифицированной формы «чувашскости». В этом отношении были значительные успехи в деятельности Ивана Яковлева и его Симбирской чувашской учительской школы, которая с середины XIX века выпускала во все регионы проживания чувашского населения сотни учителей. Они несли единую чувашизированную, т.е. ориентированную на нужды чувашей программу, связывая и укрепляя чувашский этнос в крепкую нацию. Яковлев «ковал» и чувашизированный православно-миссионерский костяк, который добивался отдельной чувашской епархии с прицелом на создание особой чувашской автокефальной православной церкви, которая, кстати, была хотя и неудачно, но провозглашена в 1924 году.2 Но уже с 1903 года доминирование влияния Яковлева на чувашскую интеллигенцию начинает сильно сокращаться и начинают укрепляться другие чувашские региональные центры, такие как Казань, Уфа, Бугульма и другие. Причин тут несколько: упразднение должности инспектора чувашских школ, политизация и радикализация практически всех общественно-политических движений страны в преддверии Первой русской революции 1905-1907 годов, личные качества Ивана Яковлева, которые устраивали далеко не всех его сторонников, в первую очередь волюнтаризм и догматизм, монархические и православные пристрастия чувашского просветителя, личные амбиции его учеников, с которыми он разошелся во взглядах (Алюнов, например). Да и просто человек начал стареть, костенеть и не во всем совпадать с новой эпохой. Надо отдать ему должное, что на июньском Общечувашском съезде 1917 года он нашел в себе силы поддержать новую волну преобразований3, но уже в начале 1918 года стал его аутсайдером. Это неполный список причин незавершенности возрождения чувашской нации по «симбирскому» плану Ивана Яковлева, но отметим, что его ученики были достойны своего учителя и сумели решить многие насущные национальные задачи по преодолению разобщенности, консолидации и относительной унификации чувашской нации. Подводя итог по великодержавному вектору отмечаем, что в чувашском национальном движении начала ХХ века он не был направлен на другие народы и соответственно еще три типа национального движения (великодержавно-политического, великодержавно-культурного и великодержавно-религиозного) не проявлялись. Если и были великодержавные тенденции, то они были направлены исключительно на свой народ, но это отдельная тема для разговора.
Сила чувашского движения начала ХХ века заключается в том, что при различной степени консолидированности ее элит у них был единый и схожий тип программы, относящийся к автономисткому направлению. В нем три типа – политический, культурный и религиозный. Последний, т.е. активизация этноса на своей особой разновидности религии, но без стремления отделения от России, был незначительно проявлен, когда шел разговор о создании чувашской автокефальной православной церкви. Однако он не выдвигался на первые позиции чувашского движения, был распространен на крайне ограниченные круги чувашского духовенства, и о его влиянии на актив и костяк чувашского движения говорить не приходится. О политической автономизации тогда не говорили, так как самыми важными и главными были вопросы культурного и образовательного плана. Но в перспективе ее держали в качестве будущей цели, и она была проявлена в тезисе Ивана Васильева о двухступенчатом доразвитии нации, о котором мы говорили выше. Но в ближайшие годы никто из ведущих чувашских лидеров и деятелей того времени не говорил о необходимости реализации такого типа автономизации.
Практически все ведущие лидеры и деятели начала ХХ века были сосредоточены на единственном направлении национального движения – автономистско-культурном. Это было силой, достижением и причиной многочисленных успехов чувашского движения в 1917-1918 годах4. Напомним, что культурная автономизация отличается от политической тем, что ее адепты считали, что в стране нужно иметь государственные учреждения двух типов – общегосударственные и национальные, где последние преимущественно занимаются вопросами духовной сферы жизни общества – образование, культура, наука и прочее. Они должны выстраивать друг с другом договорные отношения, но не сращиваться друг с другом. Объединение национальных и местных государственных структур выгодно только тогда, когда голос национального движения будет достаточно силен и не будет зависеть от влияния местного чиновничьего аппарата.
Почему именно культурная автономизация? На это много причин, и это связано с тем, что именно эта программа отвечала текущей ситуации и была наиболее выгодна для качественной подготовки чувашского населения к политической автономии. Без выполнения культурных задач ее можно быстро получить, но также быстро и потерять. Именно об этом предупреждал Иван Васильев на Общечувашском рабоче-крестьянском съезде в июне 1918 года. Там он, оппонируя просоветски настроенным делегатам, доказывая первоочередную необходимость создания собственной сети кооперативов, утверждал: «никакая работа сверху не насаждается: большая шапка на маленькой голове не держится, всякий порыв ветра сбивает ее»5. То есть сначала нация должна дорасти до экономической конкурентоспособности, а не доверяться какой-нибудь нечувашской организации или партии. Хотим обратить внимание, что Иван Васильев отнюдь не считал чувашскую голову «маленькой». В другом выступлении на майском съезде мелких народностей Поволжья 1917 года он обратным образом ставит вопрос, когда говорит, что искусственно созданная федеративная форма правления, т.е. «новая организация, привитая со стороны и сверху, при первом же дуновении также легко свалится, как свалилась бы маленькая шапка с большой головы»6. Он там пытался разъяснить, что федерализация по территориальному принципу не является подходящим решением в условиях 1917 года, так нужды народов шире, а культурная автономизация более актуальна и она впоследствии может привести и к полноценной политической автономии.
К другим причинам стремления к идеям культурной и экстерриториальной автономии в начале ХХ века мы относим следующие обстоятельства, которые вырисовываются при анализе четырех подсистем общественной жизни чувашского народа. В культурной сфере чувашская интеллигенция отмечала неудовлетворительное состояние относительно чувашского населения в культурных вопросах, это чувашская школа, сегрегация чувашей в городах и засилье в чувашских деревнях православного духовенства. В экономической сфере отмечалось малоземелье, слабая развитость земледельческих технологий и кооперации. В социальной плоскости участники национального движения нежелательным видели попытки упразднения коллективистского и общинного начала и введение либеральных индивидуализированных форм общественной жизни, таких, например, как хуторское и фермерское хозяйство. В политической сфере это связано с тем, что с начала XVIII века чувашское население утратило возможность реально участвовать в региональной политической системе. Нужно было время, чтобы эволюционным путем сформировать новую национально-ориентированную региональную политическую элиту7.
Что именно давала программа культурной автономизации для формирования условий национально-территориальной автономии? Нет, не забастовки и восстания, как это предлагали политические партии того времени, а «поднятие умственного и экономического состояния чувашей, в частности развитие их политического самосознания». Эта цитата взята из «Устава кружка деятелей по образованию чувашей, утвержденного общим учредительным собранием, состоявшимся в г. Симбирске 1-2 августа 1906 г.».8 Эта простая фраза является «альфой и омегой» и сутью чувашской программы культурной автономии в начале ХХ века: если чувашским крестьянам дать национально ориентированное образование, учитывающее все достижения общероссийской и мировой научной мысли, повысить их экономический уровень, чтобы они могли сами содержать собственные чувашские национальные проекты, то и политическое самосознание «право имеющего» само добьется перед чиновниками абсолютно мирным и демократическим путем. Тем самым чуваши сами смогут обустроить лучшую жизнь.
Заканчивая описание сущности программных требований культурной автономии в составе Российского государства, считаем необходимым отметить такой важный момент. Он был толерантный и гуманистический в условиях сложных межнациональных отношениях в Волжско-Уральском регионе. В частности, анализируя материалы первых лет после Февральской революции 1917 года, необходимо отметить удивительное и преимущественно деликатное отношение между народами этого региона. Чуваши, татары, марийцы, удмурты, башкиры, мордва, русские, украинцы и другие в печатных изданиях, материалах съездов и совещаний старались не задевать национальные чувства друг друга даже в сложных и чрезвычайно острых ситуациях. Возможно, тут роль играли древние традиции мирного сожительства разноплеменных народов. Может быть, это демократические и уважительные традиции российской интеллигенции начала ХХ века, которые показывали позитивный образец: так должен выглядеть просвещенный человек будущего – чистый душой и телом. Положительную роль играло то, что в регион с относительно слабой промышленностью не совсем глубоко проникло буржуазное, рыночное и индивидуалистическое миропонимание, где в условиях аграрного типа производства еще ценились ценности феодального общества – коллективизм, соборность, терпимость и христианская любовь ко всем ближним. Это было развито и у мусульман. Можно искать еще факторы комплиментарности друг к другу, но мы знаем, что между народами были проблемы, к тому же реальные. Более того, в некоторых случаях они шли вразрез друг другу, но народы Волжско-Уральского региона избегали решать проблемы великодержавным путем и насильственным. Однако самую главную причину такого гуманистического разрешения конфликтов видим в том, что все лидеры и деятели чувашского движения, значительная часть татарского и марийского движения и некоторая часть башкирского и удмуртского своим программным требованием считали культурную, а не территориальную автономию. Иначе здесь все бы дошло до большой крови, как это нередко бывает при территориальном разделении народов, живших ранее вместе.
Всякое национальное движение – это не только сложно организованный социально-политический процесс, но крайне затратное в отношении финансов дело. Если до ХХ века многие движения носили стихийный характер и можно было обойтись тем, что подвернется под руку, то в ХХ столетии это уже было не так. Средства были нужны на типографии и литературу, написание этой самой литературы, т.е. содержание профессиональных литераторов и журналистов, издателей и распространителей. Нужно проводить общенациональные съезды, а это минимум сотни людей, которых нужно разместить по квартирам в чужом для них городе, накормить, иметь в наличии дворец, который смог бы их собрать вместе, либо арендовать его. Для того, чтобы все эти действия были не одноразовые, а носили регулярный характер, нужно достаточное число функционеров, которые имели бы достаточное время и материальные средства для своей деятельности. Таких самодостаточных традиционно мало, и, чтобы они были, их надо кому-то содержать. Имеется огромный список финансовых расходов: свои национальные школы, агитационная работа, обеспечение всем необходимым собственного вооруженного ополчения и милиции, а также многое другое. Для этого требуются немалые деньги.
Современная гуманитарная наука, как правило, основывается на принципах, что все национальные движения – это продукт буржуазных инвестиций в коммерческие структуры, которые дают возможность сформировать собственный национальный рынок и бороться за его расширение. На этих постулатах основана марксистская и марксистско-ленинская методология и в значительной степени современная либерально-демократическая мысль современности (Э. Геллнер, Б. Андерсен, М. Грох и другие). Если первые это связывали с переходом от феодального общества к буржуазному, то вторые – от аграрного к индустриальному. Думаем, что это в полной мере относится к политической форме национального движения, когда борются за власть в регионе. Такой подход отражает специфику национальных движений европейских стран и Северной Америки. В других странах мира: в Азии, Африке, Латинской Америке – они приобретают иную форму и больше строятся на религиозных и культурных базисах, а в России – на синтезе европейского и азиатского. Почему такая вполне, на наш взгляд, трезвая трактовка не имеет распространенности в современной политологической и этнологической науке? Думаем, что марксистские и либеральные исследователи просто отказывают движениям в праве называться национальными, ограничивая в этнических границах как объекта международной политики, но не его субъекта. Для этого и разрабатываются различные классовые критерии: считать этнос нацией или нет, как это принято у марксистов. Либо притягивать определение национальности к гражданству, как это делают либерально настроенные исследователи. Думаем, что это проявление идеологии европоцентризма, которое не дает посмотреть на многообразные общественно-политические явления объективно. Однако не будем углубляться и пойдем далее.
В бывшей Российской империи 1917 года были вполне европеизированные движения, где действительно ведущую роль играла национальная буржуазия (Финляндия, Закавказье, отчасти у казанских татар и др.), но были и другие примеры национальных движений. В них не буржуазия была инициатором движения, а общественно-политические процессы зиждились на коллективистских и общинных традициях, давно утерянных в Европе. Многие народы Поволжья и Приуралья – чуваши, марийцы, удмурты, мордва, кряшены – не обладали даже зачатком национально-ориентированной буржуазии. Если появлялись купцы и промышленники местного этнического происхождения, то они скорее старались отделиться от своих и позиционировать себя русскими. Для многих народов Северного Кавказа – кабардинцев, балкарцев, чеченцев, ингушей, дагестанцев и других – было характерно, что общественно-политическими процессами руководила сохранившаяся феодальная аристократия и мусульманское духовенство. Для всех указанных народов было характерной чертой то, что ведущую роль в них играла местная этническая и общероссийская интеллигенция. К этому мы еще вернемся позже, а пока подробнее разберемся с чувашской буржуазией.
В начале ХХ века имелась малочисленная прослойка выходцев из чувашей, которую можно было бы охарактеризовать как зачатки этнической буржуазии. Самые известные из них – это купцы Ефремовы и Селивановы. Однако они индифферентно, т.е. безразлично относились к национальным интересам чувашей. Напомним, что купец Ефремов в 1906 году отказался помогать изданию газеты «Хыпар», а купец Селиванов принял в этом только незначительное участие и уж явно не боролся за национальные рынки сбыта товаров,9 скорее так, чтобы отделаться. Можно привести и тот факт, что, по словам С.Н. Николаева, в конце 1906 г. или начале 1907 г. «в связи с оскуднением нашей кассы меня командировали в Ядрин к одному богачу, якобы благоволившему делу просвещения чуваш (возможно, речь идет об одном из братьев Таланцевых – С.Щ.). Щедроты этого «благотворителя» не поднялись выше ста рублей, врученных мне. Некоторое время нас выручила тысяча рублей от ЦК партии эсер»10. Известен еще случай, когда купцы Ефремовы оказали некоторую финансовую поддержку на организационные нужды Первого Всероссийского чувашского военного съезда в январе 1918 года в размере 5000 рублей, а Тимофей Селиванов – 2000 рублей.11 Однако это было сделано по требованию самого съезда в принудительном порядке, и, во-вторых, купцы имели свои конкретные и практические интересы для защиты своего имущества в Чебоксарах от действий большевистского Чебоксарского совдепа. Так что называть их «спонсорами» чувашского движения нельзя.
Так откуда же брали средства на национальные проекты участники чувашского национального движения? Основная финансовая нагрузка ложилась на плечи самой, и без того бедной, интеллигенции и на пожертвования крестьянства. На июньском Общечувашском съезде, как мы писали ранее, предполагалось, что на национальные нужды будут использоваться средства, выделяемые с национализированных местных земских учреждений, которые должны были быть уполномочены на обложение налогом на имущество и капиталы в пределах своей местности, а также устанавливать особые сборы. Чем больше чувашей проживает в данной местности, тем больше процент отчисления на национальные школы, издательскую деятельность и обеспечение общественной безопасности.12 Но этого было недостаточно. Многие народы бывшей Российской империи в 1917 году начали создавать отдельные общенациональные фонды, средства которых они могли использовать на крупные нужды типа покупки и содержания административных зданий и необходимого количества служащих в них, вкладывать в национальную экономику, развитие банковской системы, национальных учебных заведений, в том числе и высших, в развитие науки, вооруженных сил и многое другое. Здесь местного бюджета не хватит.
В 1917 году вопрос об Общечувашском национальном фонде не ставился и в практическую плоскость перешел только на рубеже 1917 и 1918 годов. Почему так поздно? Многие народы в 1917 году уже организовали подобную работу и к концу года имели немалые средства. Для иллюстрации проблемы предложим прочесть воззвание, написанное Гавриилом Алюновым в декабре 1917 года (См. Приложение №4). Причин тут две. Во-первых, подобный самостоятельный сбор средств – это покушение на государственные прерогативы и относится больше к политическим задачам. А как мы выяснили выше, чувашские деятели тогда сторонились решать такие вопросы сепаратным путем и ждали одобрения этой национальной инициативы на Всероссийском Учредительном собрании. То есть только по взаимному согласию с Центральным правительством, иначе можно было быстро получить ярлык нарушителя общегосударственного согласия. То, что в декабре ЧНО выступило с таким обращением перед созывом Учредительного собрания, было проявлением того, что после октябрьских событий будущее собрания было под вопросом и тут уже промедление было смерти подобно. Тут надо сказать, что уже в январе 1918 года новая Советская власть издала специальное распоряжение о том, что если какая-либо общественная организация будет пытаться возложить на себя отдельные государственные функции, то она объявляется контрреволюционной. И вскоре, в октябре 1918 года, ЧНО действительно получила такой ярлык. Второй причиной того, что Общечувшский национальный фонд в этом году не собирался, было то, что такая работа уже велась с марта 1917 года: шел сбор средств на издание общечувашской газеты «Хыпар», что позволяло решить немалую долю культурных задач. Подчеркиваем – не политических, как на рубеже 1917-1918 года, а именно культурных: написание и издание национальной литературы и развитие журналистики, которая выполняла агитационную и пропагандистскую функцию.
Итак, мы определились в том, что национальная программа чувашского народа в начале ХХ века была сформулирована, спонсирована и выдвигалась чувашской интеллигенцией. Кто входил в ее состав? В первую очередь, это учителя, выходцы из Симбирской чувашской учительской школы, а также других средне-специальных и высших учебных заведений. В революционные периоды 1905-1907 и 1917 годов на арену национального движения стали выходить студенты, которые, во-первых, придерживались весьма современных и радикальных убеждений. Во-вторых, они были более свободны от миссионерского воспитания Ивана Яковлева и их воззрения во многом базировались на социалистических, марксистских и либеральных учениях. В числе интеллигенции встречались служащие государственных, общественных и коммерческих организаций, творческая прослойка и многие просто образованные и сочувствующие люди.
Звездный час демократической интеллигенции пришелся на 1917 год, когда Февральская революция провозгласила идеалы свободы, равенства и братства, т.е. того, к чему стремилась российская интеллигенция со времен либерально-демократических реформ Александра II. Собственно говоря, программа чувашского национального движения в форме культурной автономизации является во многом именно их порождением. Однако уже летом 1917 года среди российской демократии возникает кризис и на политическую арену уверено выходят новые социальные силы – рабочие, крестьяне и солдаты. Почему? Порожденное российской интеллигенцией Временное правительство оказалось неспособным объединить распадающуюся страну. Для своего самосохранения даже начало сотрудничать с контрреволюционными силами, группировавшимися в то время вокруг личности Верховного главнокомандующего Русской Армии генерала Л.Г. Корнилова, чем оттолкнуло от себя социалистически настроенное население страны. Фактически российская демократическая интеллигенция оказалась между радикальными большевиками с левыми эсерами, т.е. теми, кого потом назовут «красными», с одной стороны, и буржуазными монархическими силами, названными «белыми», с другой. У чувашской интеллигенции такого двустороннего противостояния в рамках своего народа не было, но в условиях начинающейся Гражданской войны и грандиозных общественно-политических преобразований не было возможностей сохранять свое лидерство в национальном движении.
Они стали следующей крупной социальной прослойкой движения за национальное равноправие в 1917 году. По сравнению с другими социальными группами чувашского народа (интеллигенцией, крестьянами, рабочими и пр.), именно они оказались в наиболее выгодном положении для того, чтобы взять на себя основную нагрузку сохранения и дальнейшего развития чувашского национального движения. Этому способствовал вовсе не фактор силы «человека с ружьем», как это часто сейчас утверждается. Во-первых, способствовало то, что они находились на финансовом обеспечении государства, во-вторых, не были отягощены тяжелым и отупляющим крестьянским трудом либо рутинной интеллигентской работой. На фронтах 1917 года, за исключением июльского наступления русской армии на Юго-Западном фронте, было затишье, и многие части находились в тылах. Образованные в марте 1917 года солдатские комитеты тоже сыграли стимулирующую роль – Ставка Верховного главнокомандующего и военное министерство были заинтересованы направить энергию солдат не на политику, а на содействие командному составу в поднятии боеспособности армии, укреплении дисциплины, ведении хозяйственной деловой и культурно-просветительской работы. Последний культурно-просветительский аспект сыграл положительную роль для националов: он позволял создавать комитеты по национальному принципу, объединяя в них единоплеменных сослуживцев, разбросанных по различным подразделениям. Далее этот принцип позволял вовлекать в культурно-просветительское образование чувашских солдат, имеющих высшее или средне-специальное образование офицеров также чувашского происхождения, которых в войсках насчитывалось более тысячи человек.13 Они не теряли время даром, и чувашские офицеры (многие вчера бывшие учителя или имеющие учительское образование) имели возможность организованно, ускоренно и эффективно заниматься свойственной им педагогической работой в отношении малограмотного и неграмотного чувашского солдата, вчерашнего и будущего крестьянина. Для этого позволялось концертировать солдат-националов не в разбросанных подразделениях, а в одних частях, создавая особые чувашские роты.
К началу 1918 года в чувашском национальном движении активное участие принимал Казанский чувашский военно-окружной комитет, который контролировал деятельность чувашских военных комитетов на территории Казанского военного округа, включавшего 11 губерний. Сейчас нам документально известно о чувашских военных организациях в Казани, Симбирске, Уфе, Оренбурге, Белебее, Бугуруслане, Стерлитамаке, Гельсингфорсе (совр. Хельсинки) и Термезе (Туркестан). Были они и в пехотных дивизиях, о которых не известна их географическая дислокация в 1917 году – 6-я, 28-я, 41-я, 80-я, 167-я.14 Были две чисто чувашские роты в Казани, четыре в Симбирске15, одна в Бугульме16. В то время по разным местам страны шло формирование и других чувашских национальных рот. По сути, это становилось идеальным местом, где можно было ускоренно и эффективно воплотить те установки, о которых мы писали применительно к 1906 году о поднятии умственного и экономического состояния чувашей для развития их политического самосознания. Если русскоязычные солдатские комитеты становились кузницей кадров для будущей пролетарской революции, то национальные военные комитеты становились массовой и высокоорганизованной силой, способной решать широкий спектр национальных задач.
Далее солдатские национальные комитеты имели возможность организовывать общие собрания и съезды очень широкого спектра – от первичного низового ротного до фронтового, окружного и всероссийского. Более того, в составе русской армии в годы войны создавались национальные воинские подразделения – латышские, финские, украинские, армянские, горцев Северного Кавказа, мусульманские, чехословацкие и другие. Согласно программе культурной автономии чувашского национального движения не было интереса в создании собственных национальных подразделений – это и ответственно, и накладно. Однако в условиях ускорения общественно-политических процессов в стране после Октябрьского переворота в Петрограде на декабрьском Казанском чувашском военно-окружном съезде 1917 года был поставлен вопрос о создании чувашских воинских подразделений. Из вкратце описанного, думаем, становится ясно, что сама история сделала так, чтобы именно военнослужащие русской армии, как солдаты, так и офицеры чувашского происхождения, принимали активное участие в национальном движении. Что они и сделали в январе-феврале 1918 года, когда не допустили игнорирования нужд чувашского движения новой Советской властью. Нет, не с оружием в руках, а своим социальным статусом трудящихся, грамотной и консолидированной деятельностью и талантливыми лидерами.
Описывая чувашское национальное движение, нельзя оставить без внимания активную, но в силу объективных причин маловостребованную в 1917 году и впоследствии эту социальную прослойку. Попытки создания чувашской автокефальной церкви, с нашей точки зрения, необходимо искать во второй четверти XVIII века, и связаны они с общественно-политической деятельностью национального активиста Охадера Томеева.17 В то время и в последующем XIX веке такая инициатива была в корне пресечена, но к ХХ веку была взращена когорта национально ориентированных священников чувашского происхождения, которая настойчиво добивалась повышения национальных прав в церковной жизни. В частности, известно, что на территории Чувашского края к 1920-м годам на священнических должностях было до 35% численности духовенства чувашского происхождения. В 1909 году в с. Шонталы Бугульминского уезда состоялся инородческий миссионерский съезд, на котором официально была высказана идея создания «чувашской епископии с национальным епископом в Приволжском крае». Однако во времена столыпинских репрессий царского правительства об этом не стали поднимать вопрос, но после Февральской революции 1917 года этот вопрос был возрожден. На майском Съезде Общества мелких народов Поволжья было предложено учредить особый Казанский митрополичий округ, а в августе 1917 года на очередном общечувашском съезде были избраны два кандидата в чувашские епископы – К.П. Прокопьев и Д.Ф. Филимонов. На Всероссийском поместном соборе 1917-1918 годов в г. Москве епископ уфимский Андрей (Ухтомский) вместе с видным деятелем чувашского национального движения Г.И. Комисаровым хлопотали об учреждении чувашской епархии, но встретили отрицательную реакцию со стороны избранного на соборе Патриарха Тихона.18 К вопросам церковным мы еще вернемся применительно к событиям 1918 года, а пока пойдем далее.
Теперь объектив внимания направим на самую массовую социальную группу чувашского народа – крестьянство, к которому относилось до 95% населения.19 У этой группы интересная особенность – это, по сути, самый главный общественный слой, в интересах которого и осуществлялось национальное движение, но, с другой стороны, он принимал мало практического участия в общественно-политических процессах. По сути это тот гегемон, т.е. инициатор и выгодоприобретатель чувашского национального движения, который использовал своих выходцев в чиновничьей, интеллигентской и армейской среде в собственных интересах. При этом чувашские крестьяне были представлены в волостных, уездных и губернских земствах и Крестьянских Советах, но создавались они не по национальному, а территориальному принципу. В 1918 году там начали создаваться чувашские фракции, но в 1917 году это еще не было достаточно развито, чтобы говорить, что чувашское крестьянство было активным участником борьбы за национальное равноправие.
Особенностью чувашского национального движения было то, что в нем совершенно не проявлялся пролетарский элемент. В незначительном количестве рабочие из чувашей конечно были, особенно те, кого в то время называли полупролетариями, те, кто ездил на отхожие промыслы20 в промышленные регионы страны – Казань, Баку, Пермь и другие места. Но в 1917 году они не создали своей чувашской национальной организации, которая защищала бы интересы рабочей прослойки. Почему так получилось? Отходникам ездить приходилось далеко, ненадолго, вскоре возвращались домой в деревню, они сохраняли связи с крестьянской жизнью, и сливаться с нуждами рабочего класса им было малоинтересно. Тех, кто работал длительное время и мог называться профессиональным рабочим, было очень мало, и они быстро интегрировались в чужую жизнь, порывая связи со своей малой родиной. Однако до революционных событий были будущие чувашские деятели 1918 года, которые имели пролетарский опыт. Так, Александр Краснов в течение шести лет работал разнорабочим, Сергей Коричев десять лет кочегарил на пароходах, Даниил Эльмень жизнь пролетариата познал на заводе в г. Баку. На Казанском пороховом заводе длительное время работал Степан Зайцев. Возможно, это было одним из существенных причин, почему они быстро, в отличие от чувашских интеллигентов, находили взаимопонимание с новой Советской властью. Но тогда, в 1917 году, не было создано чувашских рабочих организаций. Этим национальное движение чувашей отличается, например, от татарского, где уже в апреле 1917 года в Казани Муллануиром Вахитовым был создан Мусульманский социалистический комитет, с июля 1917 года объединявший в своих рядах социалистов различной направленности, в том числе и большевиков. На выборах во Всероссийское Учредительное собрание по Казанскому избирательному округу этот комитет выдвинул свой избирательный список и опирался в основном на татарский рабочий электорат. Как говорилось раньше, большим разнообразием чувашское национальное движение в 1917 году не отличалось.
Национальные движения возникают в глубинах нации и этноса и пытаются разрешать укоренившиеся проблемы под влиянием окружающих обстоятельств. Однако нередко они оказываются под влиянием иноэтничных сил, которые воздействуют на вектор и формы движения борьбы за равноправие. Немного поговорим и о них, сначала о политических партиях. Лидеры партии большевиков (В.И. Ленин и И.В. Сталин) еще задолго до революции определили свою позицию по национальному вопросу. Они его признавали и использовали для расшатывания феодального самодержавия, а также ускорения классовой борьбы внутри всех наций. Но если почитать их работы по национальному вопросу того времени, то там речь идет исключительно о нациях Европы, Америки, западных и юго-западных окраинах Российской империи.21 Восточные народы их просто не интересовали, и впервые на них реально обратили внимание только в ноябре 1917 года. И то только на мусульман. Реально интересоваться чувашами партия большевиков начнет не ранее октября 1918 года, и то по их настоятельной просьбе и в связи с интересами собственной национальной политики того времени. Так что о влиянии большевиков, да и вообще российской социал-демократии на чувашское национальное движение 1917 года говорить не приходится. Более того, они находились в оппозиционных отношениях. Дело в том, что идеологи большевизма Ленин и Сталин крайне негативно относились к проектам культурной автономизации народов, так как это подрывало сущность классовой борьбы внутри наций – вместо непримиримой борьбы эксплуатируемых против эксплуататоров, напротив, национальное согласие и единство. Об этом мы еще немало скажем, а сейчас отметим, что чувашская программа 1917 года и политика большевиков – это враждебные друг другу направления.
Значительное влияние на чувашское национальное движение оказывала партия эсеров. Правда, больше финансовое, чем идеологическое, и то крайне незначительное. Эта партия признавала идеи культурной автономизации и использовала ее лозунги в своей политической программе. Но практического координирования действий в начале ХХ века между ними отмечено не было. В период Первой русской революции 1905-1907 годов были отмечены их контакты посредством чувашского эсера-максималиста Тимофея Николаева-Хури, чувашским эсерам на Всероссийском съезде партии эсеров даже выделили тысячу рублей,22 но если объективно посмотреть на это, то партию интересовали исключительно террористические акты, чем национальные нужды. В 1917 году отношения между ними тоже не сложились, и чувашские лидеры-эсеры часто находились с ЦК партии эсеров в натянутых и даже неприязненных отношениях.23 Вот кто оказывал большую практическую помощь чувашской интеллигенции в 1917 году, так это либерально-буржуазные круги, в первую очередь кадеты. Они давно поддерживали лозунг сохранения унитарной России с культурной автономизацией ее народов. Именно их наработки стали основой для проекта создания демократического проекта Волжско-Уральского штата, а такие лидеры штата, как Садри Максуди, официально числились в кадетской партии.24 Это малоизвестные страницы истории национальных движений народов Поволжья, когда кадеты оказывали помощь до 1918 года чувашскому, татарскому, марийскому и другим движениям, и они еще ждут своих исследователей. Оттуда такое покровительство либерально-демократических кругов таким личностям, как чувашский просветитель И.Я. Яковлев и профессор Н.В. Никольский, которых нередко впоследствии называли кадетствующими.
Больше ни о каких посторонних влияниях на чувашское национальное движение у нас сведений не имеется. Монархистов и черносотенцев «инородцы» мало интересовали, скорее, они действовали друг другу наперекор. Не было у чувашей друзей в национальных движениях других народов, как например, у марийцев – финны и эстонцы, казанских татар – мусульманский мир Кавказа, Средней Азии и Турции, башкир – Туркестана. Статус православных тюрков отпугивал исламистов и сторонников финно-угорского единства. До революции чувашами интересовались немцы и венгры, но это был научный интерес, а не политический. Чувашским лидерам и деятелям, как правило, приходилось рассчитывать только на себя.
Вначале вспомним, кого мы называем лидером национального движения. Это личность, за которой все остальные члены признают право брать на себя наиболее ответственные решения, затрагивающие их интересы и определяющие направление и характер деятельности всего движения. Применительно к лидерам больших общественно-политических процессов отметим несколько штрихов, объясняющих, почему одни люди становятся лидерами, а другие нет.
Итак, лидерами не становятся, их выбирают. Можно много выдвигать умных и гениальных решений, но если они не востребованы твоими соратниками, то они так и останутся проектами. Важную роль играет харизма – людские массы могут пойти за человеком с симпатичными для нее внешними и внутренними качествами, даже если у него нет содержательной и перспективной программы, но не надолго. Народ можно обмануть, его можно обманывать несколько раз, но невозможно обманывать бесконечно. Между лидерами либо деятелями, претендующими на лидерство, нередко происходит противостояние за сферы влияния, это их стимулирует и заставляет их работать более эффективно.
Однако эти благостные черты работают только в том случае, если среди этого общества развиты демократические традиции. У народа консервативного и патриархального, коим являлись и отчасти являются чуваши, бывают и авторитарные обычаи. По ним, кто старше и заслуженней, тот и прав, у кого есть сила либо покровительство сильных, может стать вожаком. В таком случае многие актуальные проблемы решаются не публично, а кулуарно.
Если вкратце охарактеризовать особенность 1917 года в этой плоскости, то в чувашском национальном движении происходило изживание авторитаризма великого деятеля и просветителя чувашей Ивана Яковлева, но уже не актуального в сложившихся условиях, а также небезуспешная попытка демократизации национального движения. В этом была сила и слабость: происходило обновление, но при этом раскол элиты. Так, в частности, многие симбирские деятели старались отправить патриарха на «заслуженный отдых», т.е. снять его с ведущих должностей в Симбирской чувашской учительской школе, но при этом «по умолчанию» перехватить авторитет Симбирска как центрального места культурного просветительства «чувашского мира». Однако у них появился серьезный соперник в виде Казани, который в начале ХХ века становится крупным научным и политическим центром чувашей, а в 1917 году уверенно перехватывает пальму первенства и лидерства. Почему удалось это сделать? Думаем, что в первую очередь это связано с тем, что казанские деятели действовали более демократическими методами, а симбирские пытались использовать более косные авторитарные приемы. К этому противостоянию мы вернемся еще не раз, а сейчас рассмотрим основных лидеров того времени.
Рассмотрим отдельные личности, которых можно назвать лидерами 1917 года. Мы останавливаемся не на их биографических сведениях, их можно при желании легко найти в различной исторической литературе, а только на тех аспектах, которые имеют отношение к предмету нашей монографии – чувашскому национальному движению.
В течение всего 1917 года безусловным авторитетом пользовался Гавриил Федорович Алюнов (1876-1921), активный участник национального движения чувашей еще со времен первой русской революции 1905-1907 годов. Что примечательно, в Чувашском крае, в Казани и Симбирске за год он появлялся всего несколько раз – на майском Съезде мелких народностей Поволжья, на его втором съезде в августе и в декабре на Казанском чувашском военно-окружном съезде. На июньском Общечувашском съезде, вопреки распространенному мнению, он участия не принимал.25 На чувашских съездах он получал мандаты на национально-представительские функции на совещания высшего государственного уровня, как, например, Государственное совещание в Москве, которое устроило Временное правительство в августе, затем был участником Всероссийского демократического совещания в сентябре. Алюнов был избран членом демократического Временного Совета Российской республики (Предпарламента) в Петрограде,26 деятельность которого прекратил Октябрьский переворот 1917 года. В этих государственных учреждениях он представлял не только чувашей, но и марийцев, удмуртов, мордву и кряшен на основе мандата, полученного от лица Союза мелких народностей Поволжья. Алюнов в национальном движении чувашей в 1917 года занял важную функцию координатора с ведущими общественно-политическими силами страны и добился в этом направлении ощутимых результатов, когда новое российское демократическое правительство начало считаться с национальными правами народов Поволжья. Сейчас у нас недостаточно материалов и сведений в том, как проходили совещания в Москве и Петрограде, насколько был слышен голос наций Поволжья, но можно быть уверенным, что Алюнов в полной мере пытался реализовать то, что было определено на их съездах. В частности, 12 августа на московском Государственном совещании после продолжительных дискуссий было принята резолюция со следующим текстом: «Признание за всеми народностями права на самоопределение на основах, которые будут выработаны Учредительным собранием. Разработка и издание законов, обеспечивающих национальным меньшинствам в местах их постоянного жительства пользование родным языком в школе, суде, органах самоуправления и в сношениях с местными органами государственной власти. Образование при Временном правительстве совета по национальным делам с представительством всех национальностей России, в целях подготовки материала по национальному вопросу для Учредительного собрания».27 Курсив в тексте со словом «всех» народностей наш, и думаем, что именно эти слова вызывали затяжные дискуссии, так как именно такая же проблема стояла потом перед Народным комиссариатом по делам национальностей РСФСР на рубеже 1917-1918 годов: не всем народам давали право на самоопределение, а Сталина упрекали в том, что он плодит новые нации. Кстати, именно чувашские деятели весной 1918 года смогли преодолеть эту дискриминационную позицию. Думаем, что в этом есть заслуга Гавриила Алюнова и его активной деятельности в 1917 году.
Широкие связи Алюнова на всероссийском политическом уровне, думаем, сыграли позитивную роль в том, что было наложено сотрудничество либерально-демократически настроенной интеллигенции казанских татар с чувашскими в сфере создания общего многонационального и демократического Волжско-Уральского штата,28 начало создания которого было положено в ноябре 1917 года. Это малоизученная страница чувашско-татарских отношений в конце 1918 года, и у нас сейчас крайне мало сведений по данному вопросу. Однако, по имеющимся воспоминаниям участников тех событий,29 мы можем утверждать, что Алюнов был в эпицентре совместных действий и рьяно отстаивал именно этот проект.
Ярким открытием и новым лицом 1917 года стал молодой студент Иван Васильевич Васильев (1892-1938). Это был редкий человек в чувашском национальном движении хотя бы потому, что он в отличие от подавляющего большинства чувашских деятелей никогда не имел отношения к Симбирской чувашской учительской школе и яковлевским просветительским традициям. Интересная особенность этого деятеля в том, что он в чувашском движении стал уверенно продвигать либерально-демократические установки, взятые из учения английского философа Герберта Спенсера (1820-1903). Один из участников тех событий Платон Львов в публикации 1924 года не без иронии писал, что один из центральных лидеров чувашского движения 1917 года «будущий чувашский учредиловец Иван Васильев… изучивший жизнь по толстым книгам философа Спенсера... говорил, что чувашу, прежде чем дать ему революцию, надо дать почитать Спенсера»30. Учение Спенсера оказывало влияние на многих чувашских активистов того времени,31 но все же у них сильно звучали православные, русофильские и миссионерские взгляды, а у Ивана Васильева это приняло лаконичную и законченную форму исходя из сути его философии. Что спенсерианство дало чувашскому движению? Разберемся в этом.
Фундамент его учения зиждился на тезисе, что каждое общество (в том числе и нация) представляет собой живой эволюционирующий организм, проходящий все стадии биологического развития. Выживает сильнейший и тот, кто в сложных ситуациях на «вызовы» сможет дать соответствующий ситуации «ответ». Спенсер, как один из идеологов позитивизма, считал, что только приспособившиеся и адаптированные способны достигать более высокого уровня исторического развития. А для того, чтобы быть конкурентоспособным в «естественном отборе», необходимо обладать соответствующим уровнем знаний в экономической, политической, социальной и духовной сферах32. На наш взгляд, именно этим объясняется настойчивое стремление чувашских активистов считать первостепенным образование чувашей на чувашском языке в низшем, среднем и высшем звене по самым различным специальностям, т.е. чуваши должны стать конкурентоспособными и добиться достойного места в мировом сообществе равноправных наций. Тезис «сначала всеобщее образование на чувашском языке, а уж потом политическая борьба» стал основным императивом чувашского движения досоветского времени. Его отличие от яковлевского подхода – не замыкаться только на духовной сфере. Такой подход хорошо иллюстрирует речи Ивана Васильева на названных выше съездах, говорящие о том, что сначала чувашский народ должен стать единым социальным организмом, укрепиться и только после этого браться за политизированную форму автономизации.
Иван Васильев в 1917 году заканчивал последний курс Императорского Константиновского межевого института в г. Москве, известного в стране революционными выступлениями студентов. На практику приехал весной 1917 г. в Казань, где попал на заседания майского съезда Общества мелких народностей Поволжья и произвел там настоящий фурор. Он там оппонировал всем уважаемым чувашским авторитетам того времени Алюнову, Николаеву и Исланкину в том, что не надо держаться принципов унитарной России и нужно идти в ногу со временем и подходить к вопросу комплексно и дифференцировано. Об этом мы писали выше, а сейчас хотим отметить такие моменты. В материалах съезда фигурирует фраза о примиренческой «формуле Алюнова». В исторической литературе считается, что она примиряла сторонников унитаризма и федерализма. Однако если внимательней прочесть протоколы, то ясно, что она скорее воспроизводила выводы Васильева и примиряла авторитет бывалого лидера и прозорливость молодого, после чего Васильев стал безусловной авторитетной личностью.
Выпускник института не уехал Москву и остался развивать «чувашское дело». В нем чувашское движение нашло крепкого функционера, который взвалил на свои плечи все основные организационные работы – организацию нового Общечувашского съезда в сентябре 1917 года, которое, по воспоминаниям Семена Николаева, прошло слаженно и безупречно: «Подготовила и созвала его особая комиссия во главе с нашим товарищем по партии И.В. Васильевым, который вложил в это дело много настойчивости и труда… Васильев вел и очень успешно, дела газеты и комитета.33 На его же плечи пало бремя забот и трудов по подготовке к выборам и в Учредительное собрание. Мы же с Алюновым снабжали газету статьями».34 Кроме этого, он писал многочисленные статьи, выпускал брошюры на чувашском языке, где описывал, почему и как надо голосовать за своих национальных лидеров,35 координировал создание «Общества верховых чувашей», организовал и возглавил студенческий «Союз чувашской учащейся молодежи». И так весь 1917 год, пока ведущие лидеры того времени все были заняты иной «ненациональной» работой – Гавриил Алюнов постоянно был в Ярославле, Семен Николаев работал судьей в Чебоксарах, Дмитрий Петров-Юман и Гермоген Титов работали в исполкоме Симбирского губернского Крестьянского Совета, Александр Краснов занимался военными вопросами. По сути, в 1917 году он стал основным и единственным координатором чувашского национального движения в поволжском регионе.
Александр Краснов в своих воспоминаниях в конце 1920-х годов, где он тщательно следил за политкорректностью к новой Советской власти и умалчивал о неблагонадежных вещах в отношении Алюнова и Васильева, не смог удержаться от восхищения перед этими антибольшевистскими деятелями: «За ними шла почти вся чувашская интеллигенция… они были самые ученые из всей чувашской интеллигенции… Васильев лучший чувашский оратор. Умел зажигать пламя среди чувашской интеллигенции… Алюнова уважали чувашские попы, а Васильева очень недолюбливали как враждебного им элемента, который на всех съездах выступал с идеей скорейшей социализации земель, в том числе и церковных… А как было бы хорошо, если бы эти господа пошли в своих работах по пути, намеченным Октябрем» - заключает он.36
Этническую заслугу Алюнова и Васильева видим в том, что к концу 1917 года плодотворное сотрудничество этих двух ведущих лидеров чувашского народа привело к единству и взаимопомощи ветвей чувашского этноса – анатри и вирьял. Первый – уроженец современного Яльчикского района, второй – Чебоксарского. Это было исторически необходимо, так как в 1917 году были серьезные предпосылки к распаду единства народа на диалектные группы, выделение в различные этносы и выступление с отличными друг от друга задачами. Так, например, это произошло у марийцев, распавшихся на горных и луговых, или у мордвы – на эрзя и мокшу. История могла бы пойти по другому пути, если бы эти лидеры не нашли общий язык. У прежних чувашских лидеров (Яковлева и Никольского) это раньше не получилось. Самой главной заслугой Ивана Васильева не только перед чувашским народом, но и перед всеми нациями России является то, что на майском Съезде мелких народностей Поволжья 1917 года и потом на всех последующих съездах он отстоял тезис о двухступенчатом «доразвитии» собственной нации, от культурной автономии к политической.
Следующим соратником Алюнова и Васильева стал Семен Николаевич Николаев (1890-1975), личность легендарная и противоречивая. Ему удалось в 1920-1930-х годах вывести «чувашский вопрос» на международный уровень, когда он, живя в Чехии, принимал активное участие во Втором Интернационале. В 1917 году у него была роль поскромнее, но очень нужная – он фактически стал крепким юридическим тылом для многих начинаний активистов Алюнова и Васильева. Здесь пригодилось его юридическое образование, полученное в Казанском университете, тщательный и выдержанный характер, способность твердо отстаивать национальные интересы, находя изъяны в позициях оппонентов.
В 1917 году проявились деятели, которые стали центральными лидерами в 1918 году. Немного вспомним о них. Дмитрий Петрович Петров-Юман (1885-1939) и Гермоген Титович Титов (1885-1919) в 1917 году работали в исполкоме Симбирского губернского Крестьянского Совета и оттуда были выбраны в депутаты Всероссийского Учредительного собрания. В национальном движении они участвовали, но не как лидеры, а как делегаты с мест. Звезда Петрова-Юмана на национальном небосклоне взойдет в январе 1918 года и продержится до его ухода в мае того же тогда. Его ближайший сподвижник Титов будет рядом, и о них мы еще немало напишем в следующих главах.
Рассказ будет неполным, если оставить без внимания Николая Васильевича Никольского (1878-1961), который весной 1917 года воплощал в себе альтернативный путь национального движения через интеграцию чувашского движения с марийским, мордовским, кряшенским, удмуртским. Именно он был идейным вдохновителем и руководителем Общества (потом Союза) мелких народностей Поволжья. Этот проект остался нереализованным, так как финно-угорские народы были настроены на территориальную автономию и без особого энтузиазма воспринимали идеи культурной автономизации. Однако этот Союз сыграл значительную роль кристаллизации национальных требований народов, нередко оказывал помощь и поддержку всем народам. В этом отношении значение Никольского велико, так он организационно помогал всем православным нерусским народам Поволжья и тем самым обессмертил свое имя в каждом из них.
Большим потенциалом в национальном движении чувашей обладал Гурий Иванович Комиссаров (1883-1969). Так, он стал первым организатором в апреле 1917 года губернского отделения Чувашского национального общества, заложив тем самым эстафету создания аналогичных обществ в других губерниях. Стоит почитать воззвание, написанное Г.И. Комиссаровым, чтобы почувствовать слог и пафос тех времен (См. Приложение №5). Там видно, что объединительный процесс пошел с Уфы, и этот город впоследствии претендовал на то, чтобы стать вместе с Симбирском и Казанью еще одним крупным центром чувашей. Большая сила и энергия Комиссарова, человека светского, но верующего, была направлена на создание чувашской православной епархии, и с августа 1917 года и до сентября 1918 года он находился в Москве на Поместном соборе Русской православной церкви. А ведь он был изначально в числе кандидатов в Учредительное собрание и мог бы на этом поприще сделать немало. То же самое можно было бы сказать о другом чувашском интеллектуале Михаиле Петровиче Петрове-Тинехпи (1877-1937), который в эти годы работал священником и рассматривался кандидатурой в чувашские архиепископы. Как мы говорили ранее, распыление по нескольким направлениям, как правило, ослабляет любые общественно-политические движения, но это в том случае, если какое-либо направление оказалось малоперспективным. В 1917 году таким бесперспективным направлением стала попытка «национализации» православной церкви: пришедшие к власти большевики не дали ему в полной мере развиться.
Завершая описание лидеров чувашского движения 1917 года, остановимся на человеке, который стал в последующем 1918 году ключевой фигурой движения. Он сумел вывести свой народ из болота противостояния чувашской демократической интеллигенции и новой Советской власти и найти ему место «на столбовой дороге к социализму». В противном случае чувашам, а вместе с ними и многим другим народам России уже вскоре грозило бы историческое забвение. Александру Дмитриевичу Краснову (1890-1952) мы посвятим много страниц нашего исследования. По сути, главным героем этой книги про чувашское движение в 1918 году является именно Краснов, и мы отдадим ему должное. А сейчас опишем те события, в которых он принимал участие в 1917 году и которые во многом предопределили его будущее восхождение на Олимп чувашского движения.
Краснов в 1917 году был на должности председателя Казанского чувашского военного комитета (далее КЧВК), который в то время стал самой многочисленной чувашской военной организацией, собиравшей на свои собрания до 300-400 чувашских солдат и офицеров.37 Он не имел офицерского звания, но обладал широкими познаниями. В свое время учился в Симбирской чувашской учительской школе, его одноклассниками были Даниил Эльмень, будущие поэты Константин Иванов и Николай Васильев-Шубоссини, но в 1906 г. был изгнан за революционные взгляды. Александр Краснов обладал хорошими организаторскими способностями, зажигательностью в ораторском искусстве, высокими волевыми качествами, настойчивостью, целеустремленностью и при этом умением идти на компромиссы. Еще в апреле 1917 года его выбрали членом Исполкома солдатской секции Казанского губсовдепа, в июне он вступил в левую фракцию партии эсеров, а в дни октябрьского переворота в Казани оказал содействие Революционному штабу, когда вывел чувашских солдат сражаться с юнкерами и офицерами. При этом выполнял ряд важных поручений председателя Революционного штаба, в частности, входил в состав ультимативной комиссии, которая потребовала, чтобы губернский комиссар Калинин отдал приказ верным Временному правительству силам о прекращении огня и сдаче оружия восставшим. Краснов был одним из авторов воззвания к населению и солдатам о переходе всей власти в Казани к Советам.38 Этим он оказал значительную помощь в победе левых сил в Казани, и новая Советская власть была ему во многом благодарна. В итоге 27 октября 1917 г. КЧВК получил право иметь двух представителей в этом самом Революционном штабе. От комитета туда были направлены чувашские левые эсеры, близкие сподвижники Краснова офицеры Лев Миронович Лукин и Александр Осанов. Последний через два-три дня решил сложить свои полномочия из-за своего несогласия с радикальностью Ревштаба и превалированием в них большевиков, убеждал это сделать и Лукина, но после бурных обсуждений они решили остаться представителями в этом революционном учреждении.39
Авторитет перед руководством Казанского губсовдепа чувашского лидера Александра Краснова позволил претендовать на участие в политическом управлении Казанской губернией по мере укрепления в ней принципов Советской власти. В частности, 29 ноября 1917 г. общее собрание Казанского чувашского военного комитета, говоря о «необходимости тесного контакта и совместной работы с губернским Советом крестьянских депутатов и принимая во внимание, что в Крестьянской секции Совета Рабочих, солдатских и крестьянских депутатов есть представители полковых комитетов, постановило: признать необходимым делегирование двух представителей, попросив Совет крестьянских депутатов о принятии таковых в их состав».40 О чем здесь идет речь? О том, что раз советская власть признала право обычным полковым военным комитетам решать не только свои, узко военные вопросы, но и вопросы крестьянского характера, так как многие солдаты из крестьянской среды, то и чувашские крестьяне-солдаты имеют право представительства в Крестьянском совете для решения крестьянских вопросов с учетом национальной специфики. Это, на первый взгляд, рядовое действие в будущем дало возможность переформатировать чувашское национальное движение 1917 г. в новую «просоветскую» форму, и именно оно стало решающим не только для чувашских организаций, но и для ее собратьев – марийцев, кряшен, мордвы, удмуртов и других. Вспомним, что в первые месяцы новой Советской власти ее лидеры в национальной политике (В.И. Ленин и В.И. Сталин) ничего существенного не говорили об этих народах. О народах Европы и мусульманах России много, а о них нет. Фактически они сами добились признания, во многом благодаря указанным действиям. Можно сказать, что торг Краснова и руководства Казанского губсовдепа в декабре 1917 года стал тем игольным ушком, через которое в дальнейшем прошла значительная часть чувашского национального движения и вместе с ним «караван» национальных движений народов Поволжья.41 Отметим, что на III-м Казанском губернском крестьянском съезде в декабре 1917 года КЧВК вместе с Мусульманским социалистическим комитетом под председательством Мирсаида Султан-Галиева принимал активное участие. Причем, судя по протоколам съезда, на открытии съезда 6 декабря именно Александр Краснов поднял национальную тематику, и в результате съезд принял отдельную резолюцию по национальному вопросу, которая стала флагманом для преобразований в сфере советской национальной политики в Казанской губернии в 1918 году.
В то время, когда значительная часть чувашских деятелей негодовала по поводу политики новой Советской власти и ждала ее скорейшего падения, Краснов вел важнейшие переговоры с новым руководством Казанской губернии. В частности, 11 декабря 1917 г. состоялась встреча председателя Казанского губсовдепа Якова Шейкмана с Александром Красновым (от чувашей) и Мирсаидом Султан-Галиевым (от мусульман) для обсуждения совместных действий, в случае если мусульманский Милли Меджлис начнет реализацию проекта Волжско-Уральского штата, начало которого было положено в ноябре 1917 года.42 На этом совещании обсуждалась стратегия «советизации» этого проекта, а для этого было принято решение удовлетворить просьбу Казанского чувашского военного комитета о введении в состав руководства губернии представителей не только от крестьян, солдат и рабочих, но также еще и от национальностей. Большевики действовали быстро. Уже 14 декабря на заседании Общего собрания Казанского губернского Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов принята резолюция о реорганизации Исполнительного бюро Совета. На нем Шейкман сделал доклад, в котором напомнил, что в губернии 1200 тыс. русских, 800 тыс. мусульман и 750 тыс. чувашей. В связи с этим «необходимо, чтобы во главе губернии были представители указанных национальностей, представляющих значительную часть населения. Общее собрание постановило: ввести в состав исполнительного бюро представителей национальных социалистических организаций, стоящих на платформе Второго съезда Советов: представить социалистическим комитетам по 2 места, военным организациям по 1-му, мусульманам – 4 места и чувашам – 3».43
Сотрудничество Александра Краснова и его гарнизонного чувашского военного комитета с новой властью открывало дверь для сотрудничества и других национальных организаций чувашей. Первым из них стал Казанский чувашский военно-окружной комитет. Так, к примеру, Всероссийский мусульманский военный совет «Военное шуро», располагавшийся в Забулачной части г. Казани, находился с губсовдепом вплоть до марта 1918 г. в натянутых отношениях, дело закончилось военным принуждением Совдепа к роспуску этой мусульманской военной организации. С чувашским военно-окружным комитетом стараниями Краснова были иные отношения – они им оказывали широкую финансовую поддержку. Так, 18 декабря 1917 г. КЧВОК получил в распоряжение от Казанского губернского Совета Крестьянских депутатов 10 комнат и кухню в Казанском Кремле в бывшем корпусе губернских присутственных мест.44 А в январе 1918 г. КЧВОК исходатайствовал от Исполкома Казанского Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов выделение значительных финансовых средств на национально-просветительские нужды.45 В дальнейшем, в марте 1918 г., когда всем станет очевидно, что военные организации старой армии уже не вписываются в новую советскую архитектуру регионального устройства, тот же Казанский губсовдеп сделает очень много для преобразования КЧВОК в Комиссариат по чувашским делам, с самыми широкими полномочиями и с претензией на всероссийское управление всем чувашским населением страны. Руководить Комиссариатом будет все тот же Александр Краснов, который станет первым практическим строителем официальной автономии чувашского народа в составе России. Опираясь на такие достижения чувашей, за ними потянутся марийские, удмуртские, кряшенские, мордовские деятели, ставшие на «платформу Советов». Об этом подробно далее, а сейчас вернемся к чувашскому военно-окружному комитету.
Что примечательно, Александр Краснов стоял у истоков организации Казанского чувашского военно-окружного съезда в начале декабря 1917 г.,46 но в число членов КЧВОК при его образовании не вошел. Возможно, это по причине превалирования на съезде антисоветски настроенных делегатов и участников. Об этом он сам говорит в своих воспоминаниях, написанных в конце 1920-х годов. Сейчас можно в этом усомниться. Скорее всего, ему тогда нужны были «свободные руки», чтобы в совдепах его не попрекали сотрудничеством с «классово сомнительным» КЧВОК, где в большинстве были сплошь офицеры. В конце декабря 1917 г. в этом уже не было необходимости, и 30 числа в состав комитета был кооптирован Александр Краснов.47 Для чего это было сделано? Сейчас у нас нет достоверных сведений, и можно делать только предположения. Думаем, что это было сделано для того, чтобы КЧВОК и ЧНО, которые сотрудничали с антисоветскими мусульманскими организациями в вопросе образования Волжско-Уральского штата, имели связи с Казанским губсовдепом, который выдвигал проект советской автономии. Наличие в КЧВОК Краснова давало возможность политического лавирования между двумя центрами, претендовавшими на высшую власть в регионе: Милли Меджлисом и губернскими совдепами. Этот план в будущем показал свою эффективность, когда в первой трети 1918 г. такие деятели, как Александр Краснов и Дмитрий Петров-Юман, были на острие региональной и всероссийской национальной политики, при этом, учитывая противоречия двух центров, добивались значительных политических дивидендов для своего народа.
В чувашском национальном движении было немало достойных личностей, которые исполнили важные функции в деле культурной автономизации в 1917 году. Мы постарались выделить наиболее значимых. Потом, уже в 1918 году, появится новая генерация лидеров – Иван Лукьянов, Даниил Эльмень, Григорий Иванов, Сергей Коричев, Василий Алексеев, Петр Федоров, Йоаким Максимов-Кошкинский и многие другие. Но это отдельная история и о них мы поговорим в других главах.
Приложение №4
Воззвание Казанского чувашского военно-окружного съезда к чувашскому населению с призывом сбора пожертвований в Общечувашский национальный фонд
10-16 декабря 1917 г.
Воззвание ко всем чувашам. Братья-чуваши! Мы прожили в рабстве много столетий. Под гнетом царизма гибла наша культура, все стремления интеллигенции вывести народ из тьмы к свету преследовались слугами царя, и Великая Российская Революция застала нас разделенными и беспомощными.
Пришло время, когда и мы можем быть культурными, свободными и славными, можем проникнуться национальным самосознанием, можем объединиться в союзы, издавать газеты и книги, устраивать курсы и школы и можем заявить о своих правах, не боясь преследований. У нас есть интеллигенция, которая хочет работать на пользу народу, есть писатели и журналисты, есть молодежь, которая рвется к образованию. Но нет у нас денег, нашего Фонда, откуда мы могли бы черпать средства, чтобы двинуть народ к свету и свободе. Не имея денег, мы не можем издавать газеты и книги, а единственная наша газета Хыпар находится на краю гибели. Без денег мы не можем устраивать ни союзов, ни съездов, не можем помочь молодежи получить образование.
Братья-чуваши! Нам необходимо немедленно образовать Общечувашский Национальный Фонд, чтобы помочь нашему темному народу осознать себя, сделать его культурным, свободным и сильным. Вспомним, такие фонды уже создали другие народы: мещеряки собрали миллион, татары-мусульмане собрали около шести миллионов, у финляндцев еще до революции было собрано шестьдесят миллионов. Очередь за нами…
Братья-чуваши! Если Вам дорого народное дело, если Вы хотите быть наравне с другими народами, жертвуйте на образованный фонд сколько можете. Жертвуйте сами, побуждайте к тому и других. Ни один рубль, ни одна копейка не будет истрачена зря: во всем будет дан отчет. Братья-чуваши! Помните, что будущее народа в Ваших руках. Помните, что если каждый из Вас пожертвует по рублю – соберется миллион и наше народное дело быстро продвинется вперед.
Деньги направляйте по адресу: г. Казань, Дегтярная, 27, Правление Общечувашского Национального Общества, для Фонда.
ГИА ЧР. Ф.499. Оп.1. Д.2. Л.31,31об.
Приложение №5
Из воззвания «К чувашам Уфимской губернии» о необходимости организации в губерниях отделений Чувашского национального общества и их консолидации в единый национальный союз
19 апреля 1917 года
/.../ Миллионный чувашский народ, отдавший родине, надо думать, до 100 000 своих сынов для защиты ее от внешних врагов, конечно, не останется в стороне от новой жизни.
И для него явилась теперь возможность устроить свою разумную жизнь. Но и при свободе будет в состоянии устраиваться хорошо только тот, кто сам себя устраивает, сумеют устроить новую жизнь лучше всех те народы, которые богаты и культурны. («Дитя не плачет, мать не разумеет», - говорит русская пословица). Если чувашский народ не сумеет постоять сам за себя и не сумеет обдумать и высказать слова о своих нуждах, он не будет в числе счастливых народностей России. Только тогда он будет услышан, когда он будет организован. Необходимо организоваться. Теперь все организуются. Только в единении сила. Только организованный народ может воспользоваться плодами культуры и сам может с успехом поработать на общую пользу, исполняя свое назначение /.../
Сознавая все нужды чувашского народа и идя навстречу призыву Всероссийского временного правительства, группа живущих в Уфе чувашей приступила к организации в Уфе чувашского общества, задачей которого ставится объединение интеллигентных и народных сил чувашей для общей и дружной работы на основе поддержания свободного строя в России и нового ее правительства, облеченного доверием страны /.../
Общество обратилось в Казань, Симбирск, Самарскую и Саратовскую губернии с предложением организовать подобные Уфимскому общества с тем, чтобы потом можно было губернским организациям составить один чувашский союз и создать одно центральное бюро с газетой, издательской и другими комиссиями. Для создания союза чувашских организаций общество предлагает подготовить созыв общечувашского съезда. Одной из ближайших задач общество считает издание чувашской газеты. Место для издания газеты будет избрано по взаимному соглашению с чувашскими деятелями других губерний /.../
Итак, с богом за работу! Пусть каждый чувашенин вложит свою лепту в общее дело. Пусть чувашский народ будет так же неутомим и в культурной работе, как неутомим он в работе земледельческой. Будем работать: «Работы усиленной требует край!»
Президиум Уфимского ЧНО. Адрес председателя: Уфа, духовная семинария, Г.И. Комиссаров.
НА ЧГИГН. I отд. Ед.хр. 288. Л.357.
Автор монографии нуждается в обратной связи. Если у вас появились вопросы, замечания и предложения, то пишите ему на адрес: ssse21@yandex.ru На все письма ответит обязательно.
Еще больше интересных и актуальных новостей вы найдете в чувашской версии сайта!