Мирные "зенитки"

    — НА ПОЕЗДЕ мы добирались до Чувашии двенадцать дней, — вспоминает Людмила Ивановна. — То пальба-стрельба, то налеты мессершмиттов. Останавливались надолго, чтобы пропустить более важные поезда. Это было летом 1943 года. В Чувашии снова увидела всполохи войны. В ночном небе. Правда, странно — взрывов не было слышно. Может, далеко все это? "Тут что, тоже война?" — спросила я, когда мы грузили на телеги свои пожитки. "Нет, — ответил возница, — это не зенитки. Это рожь поспевает, в такую пору всегда зарницы..."

Обмороки от... еды

    — Людмила Ивановна, получается, вы пережили две блокадные зимы... А осенью 41-го, наверное, еще ходили в школу?
    — Что вы, какая школа? Ленинградские уроки закончились для меня предвоенной весной, третьим классом. В нашей большой школе-десятилетке на Васильевском острове разместился госпиталь. Папа имел броню, работал. А мама, старшая сестра и я стояли с талонами в очередях. По одному не то что тяжело, просто невозможно было. Мне, конечно, выделялось такое время, когда стоять полегче. Стою-стою, вот вроде уже и получу через минуту продукты. И падаю на пол. Обморок. Запахи еды сбивали с ног. Люди потом сказали маме с сестрой: не посылайте ее, падает...

Люди и крысы

    — У НАС во дворе были дровяные сараи, на несколько домов. Ну, и крыс было полно. А голод уже брал свое. Те, у кого сил хватало, охотились на крыс. Поймают, убьют и сварят. Мы ни разу не ловили. И сил не было, и противно. А как-то папа обменял на базаре табак на холодец. Стали дома разрезать его на кусочки. И увидели сосок женской груди. Людоедство уже было... С ужасом выкинули страшный холодец. За водой ходили на Неву. Пошли как-то с сестрой, зачерпнули — а в ведро попал труп младенца. Маленький совсем. Видимо только родился, и его сразу выкинули.
    Первым в нашей семье умер папа, в марте 42-го,а в мае — мама. Чтобы похоронить их в отдельных могилах, нужно было нанять сильных людей. Но нам было нечем платать... Мы отвезли маму и папу в общий морг. Оттуда увозили на Пискаревское кладбище и хоронили в братских могилах.
    А за хлеб и золото можно было купить что угодно, на базаре все было и не только в блокадном Ленинграде. По дороге в Чувашию на остановках нас обеспечивали едой, выдавали галеты, сгущенку. Мы, дети, видели, как некоторые из сопровождавших нас выменивали их на водку...

Уроки двуязычия

    — В ИШАКСКОМ детдоме на уроки мы приходили все вместе. И эвакуированные, и местные. А учительница одна. Полкласса русские, другая половина — чуваши. Учительница на всех уроках сначала на одном языке говорит, потом на другом.
    — Людмила Ивановна, а та половина, которая не понимает, что делала? Наверное, шумела, ерундой занималась, мешала вести урок... Ведь дети же!
    — Нет, никто никому не мешал. Мы были взрослыми детьми и понимали, что война, что все надо делать серьезно. Бывало, услышим новое чувашское слово, потом расспрашиваем, что оно означает. Так русские дети учили новый язык. Не из-под палки — с желанием. Интересно ведь было. А чувашские ребятишки, общаясь с нами, приезжими, лучше осваивали русский язык...

На личном фронте

    — ДИРЕКТОР у нас был молодой — 22-летний офицер Василий Сорокин, его комиссовали после ранения. Я-то ничего не замечала сначала, а подружки мне нет-нет да и шепнут: сохнет по тебе директор, не видишь, что ли? Потом я узнала, что вся деревня и не сомневается: быть мне женой Василия Ефимовича. Я вроде даже почувствовала, что он на меня не как на других смотрит. Но ничего не говорит. Ну и я молчу. А тут брат за мной приехал. Было лето 1946 года.
    В Ленинграде я стала получать от Василия Ефимовича письма. Часто, чуть ли не каждый день. Он приезжал туда несколько раз, детей привозил. И к нам всегда приходил. Вот в один из приездов он и признался, и сделал мне предложение. Брат с сестрой сказали: любишь — поезжай с ним. И я поехала.
    — Не по нужде поехали, Людмила Ивановна, мол, не выдюжите без Василая?
    — Нет, что ж это мы не выжили бы? Брат с сестрой работали. Выжили бы, не такое пережили.... Поехала по зову и своего сердца, и по зову Василия. Он работал в роно, на радио и телевидении, в обллите. Умер три года назад... Я всю жизнь проработала на ТЭЦ-1 и ТЭЦ-2... А зарегистрировались мы, когда у нас уже две дочки были, в 1957 году... Все как-то некогда было. И никому в голову не приходило, расписаны Людмила Дороненко и Василий Сорокин или нет. Все видели, что живет счастливая семья. Так оно и было!